М+Ж. Андрей Жвалевский
бальзам для жирных, сеточки для волос, прокладки, зубных щеток целая жменька. Да… Нужно все-таки к Сергею Федоровичу получше присмотреться, не зря же дамы сюда табунами ходят.
В ванной обнаружилось абсолютно все необходимое для того, чтобы окончательно поднять мне настроение. Даже мой любимый шампунь, даже крем для рук и даже фен.
А дальше случилась очень странная вещь. С чистой высушенной головой я пришла в комнату, открыла дверцу шкафа в надежде обнаружить там зеркало (с чем всегда плохо в холостяцких квартирах, так это с зеркалами), и увидела в шкафу женское платье.
Бежевое.
Точно такое же, какое я сшила себе на Новый год, тут же посадила на него пятно, и так и не донесла до химчистки. Платье мне страшно нравилось, очень мне шло, и меня тут же задушила обида, что кто-то еще мог сшить себе такое же.
Как же так? Не могли ведь два разных человека сшить себе одинаковые платья из одинаковой ткани!
Я взяла его в руки и обомлела. Пятно было на месте.
А дальше я просто сделала то, что показалось мне в данной ситуации совершенно естественным: прямо с платьем в руках пошла к Сергею Федоровичу, и, когда добилась того, что он не только открыл глаза, но еще и заметил меня, задала простой вопрос:
– Откуда у вас это платье?
*
Утром я долго пытался сообразить, что это за тетка трясет меня за плечо и спрашивает:
– Сергей Федорович! Откуда у вас в шкафу мое желтое платье?
Господи Иисусе! А также Магомете, Иегове, Будде и прочая! Да кто ж такие вопросы на непроснувшегося человека обрушивает? Или я должен одновременно сообразить, где я, с кем разговариваю, какое такое платье, почему в моем шкафу и вообще, что здесь происходит? Почему нельзя было разбудить меня нежным поцелуем и запахом свежесваренного кофе, подождать, пока я увижу мир во всей полноте красок, после чего представиться, ознакомить с кратким содержанием предыдущего вечера (а вдруг у нас что-нибудь было?) – и только потом вскользь упомянуть о каком-то там платье?
Естественно, я понятия не имел, откуда у меня в шкафу какое-то там платье! Я даже день недели не назвал бы в этот момент! Выручила выработанная за годы общения с женщинами привычка врать (что делать, приходится говорить на языке, который понятен собеседнику). Не приходя в сознание, я выдал какую-то фантасмагорию с участием десятка вымышленных персонажей – и начал просыпаться. И чем сильнее я просыпался, тем глупее себя чувствовал. А какого, собственно, хрена? Чего это я перед ней оправдываюсь? Навязалась тут на мою голову…
Рассвирепев, я оборвал свою увлекательную историю о бедной сестре из Киева (о какой сестре? из какого Киева?) и демонстративно отвернулся к стене.
Тут до меня дошло, что Катя (о, имя вспомнил!) уже минут пять заливается, как табакерочный чертик – их теперь в каждом сувенирном магазинчике продают. Надо было бы обидеться, но я не смог. Мне почему-то казалось, что моя гостья хохочет не надо мной, а вместе со мной. Я тоже развеселился – особенно когда представил, как это все выглядит со стороны.
Вообще-то я попытался