Сломанный образ. Александр Константинович Эганян
постараюсь очень кратко пояснить связующую идею всех рассказов в этом сборнике.
Каждый день у нас в голове создаются определённые образы. Отнюдь не важно, какой образ: одного человека или целого мироустройства. Главная загвоздка заключается в том, что отдельный индивид может видеть ту реальность, которая нам не представляется. Но что делать, если эта реальность может обрушиться в самую глубокую впадину? И можно ли тогда отличить правильный образ от неправильного? Возможно, ответы на эти вопросы вы сможете найти на страницах этой книги.
Приятного чтения!
На границе войны
Кладбище – это единственное место, буквально насквозь пропитанное скорбью и сожалением. Но при этом это одно из немногих мест в этом мире, где человек остаётся наедине со своими мыслями. Я прихожу сюда каждый месяц на протяжении восьми лет ради одного человека. Моего отца, который погиб в автокатастрофе. Я восхищаюсь его насыщенной жизнью, его блистательными знаниями, но, к сожалению, я это не ценил при жизни. Возможно, каждый человек после смерти близкого ему человека жалеет о том, что что-то не успел ему сказать, что-то не успел у него спросить, да даже просто не успел понять его. Поэтому каждый раз, когда я сюда прихожу, начинаю заводить с ним диалог.
Я сел на плиту, снял свою тёмно-серую шляпу и достал из кармана пачку сигарет. На улице было настолько ветрено, что я не смог зажечь сигарету и решил не стараться прятать её от ветра, который пытается прорваться к сигарете со всех сторон и не дать мне закурить. Буквально в паре десятков метров от меня остановился пожилой мужчина. Он начал разглядывать меня, пытаясь увидеть во мне знакомого человека. Но мне это показалось. Дедушка наклонился к какой-то могиле, поднял засохшие георгины с плиты и возложил на неё вишнёвые гвоздики. Так он продолжал делать у следующих шести могил. Но мужчина заметил, как я рассматриваю его, и направился ко мне, опершись на железную трость.
– Отец? – спросил он без какого-либо стеснения, посмотрев на плиту папы.
– Да, – не сразу ответил я.
– Вы похожи, – произнёс он с улыбкой, взглянув на портрет, выгравированный на плите.
После этого возникла неловкая пауза, но я решаюсь прервать её.
–А у вас кто?
– О-о-о, да у меня тут целая семья. Ждёт меня, – тут же засмеялся он.
– Сколько вам лет тогда, если не секрет?
– Не секрет, месяц назад исполнилось 87 лет.
– Ого, так вы неплохо выглядите для своего возраста.
– Знаю, все мне так говорят. Но вы ведь не видите, в каком состоянии находится моё здоровье. Я потерял своих родителей, жену, сына, друзей. Я пережил две войны. Это всё сильно повлияло на меня, – дедушка неожиданно задумался в этот момент, а я в это время просто разглядывал его глубокие морщины, уставшие глаза и дрожащие руки.
– Ладно, – сказал я, – мне пора. Может, вам чем-нибудь помочь?
– Да нет, сынок. Не надо.
И я направился в сторону выхода, но, пройдя несколько шагов, остановился. На одной из могил, на которую мужчина возложил цветы, не было ни фотографии, ни фамилии, ни даже имени! Только год смерти. «1914». Я не знаю, как долго смотрел на это, но в какой-то момент голос из-за спины отвлёк меня.
– Догадываюсь, почему ты так засмотрелся, – произнёс старик, подойдя ко мне. – Мне самому жаль, что не узнал его имени при жизни.
– А кто это? – поинтересовался я.
– Ох, если б я сам знал, кто это. Знаю только то, что хороший парень был.
– Почему тогда вы его похоронили рядом со своей семьёй? – после этого вопроса у меня появилось такое ощущение, что он был лишним, так как пожилой мужчина поменялся в лице. – Извините, мне не следовало задавать такой вопрос. До свидания.
– Подождите, – произнёс он – всё нормально. Если честно, я и сам не знаю, почему это сделал. Расскажу тебе лучше историю, которая связала меня с ним…
Лето 1914 года в Будапеште было жарким и сухим, особенно для обувщика, который сидел в маленьком павильоне, с трудом пропускающем в себя свежий воздух. Мне было девятнадцать лет, когда был убит Франц Фердинанд, и ровно через месяц меня призвали на службу. Нашей дивизии поставили чёткую задачу – занять сербский фронт, несмотря на слабое техническое оснащение австро-венгерской армии и разрыв на два фронта: восточный (где приходилось бороться с Россией) и южный (с Сербией).
Два месяца мы упорно воевали с сербами, погибли многие мои сослуживцы, с которыми я общался как раз-таки больше всего, а мне всегда удавалось отделаться лёгкими ушибами и парочкой царапин. Эта война была похожа на перетягивание каната. Сперва мы проводили наступательные операции, которые в большинстве случаев проходили успешно. Потом сербы начинали контратаковать в южной Боснии, но для них это закончилось поражением. После того, как мы вытеснили их с территории Австро-Венгрии, тут же началась операция по завоеванию Белграда, в которой мы взяли в плен несколько сотен сербов.
Вы только себе представьте: девятнадцатилетний парень, взявший первый раз оружие в руки только