Обреченные на забвение. Владимир Мороз
а то самому никак, слишком высоко оттяпали, даже прижать не получается, – кивнул он в сторону культи.
– Наклоняйся, – Петр зажег огонь и поднес его к лицу Михаила. Тот с наслаждением затянулся, выпустив облако серого дыма, своим тяжелым запахом накрывшее Петра. Затем присел рядом, пряча огонек цигарки в ладони, – сказывалась привычка, выработанная на войне, чтобы не стать легкой добычей немецкого снайпера.
– Наши вчера прямо под огнем мост восстановили. Немцы лупят из пушек и пулеметов, а они бревна таскают. Командовал полковник, кавалерист. Ему взрывом руку оторвало. Кто-то из своих его и понес в тыл, здесь не оставили. Лишь бы дошли. Но молодцы наши, мост доделали и ушли по нему… Ну как ты? – немного помолчав, спросил Миша.
– Хреново, – не стал лукавить Петр. – Кровотечение открылось, пока остановил, много крови потерял. Сам-то почему не ушел? Ноги есть, шанс выйти, стало быть, тоже есть. Протез поставишь, будешь как все, никто и не поймет, что рука деревянная.
Михаил немного помолчал, продолжая вдыхать папиросный дым:
– Выйти-то, может, и смог бы, ты прав. Только кому я без руки нужен буду? Я часовщиком был на заводе. Знаешь, какая там точность нужна при сборке? Эх, брат, тут и двух рук мало, не то что одной.
– Но ведь правая-то на месте, что-нибудь другое делать начнешь. Писарем, например, устроишься.
– Хм, – Миша грустно улыбнулся, – так-то оно так, только, брат ты мой, я правой рукой пишу как курица лапой. Левша я. Все только левой рукой и делал. Да и не хочу товарищам обузой быть. Им немецкие кордоны проходить, тут не до раненых будет. А в плен мне не резон, еврейских корней много. Так что решил с вами остаться. Мне ребята пистолет дали, с ним пока управляюсь, а перезаряжать помогут. Вот патроны таскать могу, за водой ходить, так что пригожусь. Лучше пусть семье похоронка придет, чем я беспомощным инвалидом приеду. Хоть какая-то пенсия по потере кормильца будет. Для меня до ветру сейчас сходить и то трудно. А ты с какого времени в дивизии? – решил сменить он тему.
– С сентября 39-го, в осенний призыв попал. Дивизия тогда на границе с Эстонией стояла. Там и учились. А ты?
– С мая 41-го, на сборы призвали, – Миша смачно затянулся. – Только и успел жену с дочкой поцеловать напоследок. Думал, месяц-другой – и домой. Так в военкомате сказали. А тут как закрутилось! – он махнул рукой. – Финскую-то успел застать?
– Ага. С самого начала. Правда, нас, молодых, особо в бой не пускали, так что почитай все время во втором эшелоне просидел. Но насмотреться всего успел.
– Ребята рассказывали. Даже и не знаю, когда нашему брату тяжелее было, тогда или сейчас.
– Сейчас тяжелее, Миша, там земля чужая была. А здесь по своей отступаем. В глаза бабам да старикам смотреть боимся. Стыдно.
– Ну ладно, отдыхай, – Миша потушил окурок и спрятал его в карман. Затем встал, поднимая здоровой рукой ящик. – Пойду дальше. Патроны надо всем разнести. Бывай, может, еще зайду.
Петр снова улегся на спину. Ноги продолжали болеть, но усталость все-таки