Сашка. Владимир Мороз
дальней дорогой. Только успел снять сапоги и положить на них портянки, как моментально провалился в крепкий сон. Настолько крепкий, что если бы рядом проехал танк или выстрелила пушка, то он вряд ли бы проснулся.
Глава 8
Стояла страшная жара, словно солнце желало испепелить своей бесконечной силой громыхающую войну, заставить людей искать любую прохладу, чтобы отдохнуть от парящего пекла и, главное, задуматься о смысле самого человеческого бытия, о бесперспективности братоубийства, ведь об этом говорит вся история человечества. Природа давала понять, что человек – это всего лишь слабое создание, не способное повлиять своими поступками на мироздание, копошащееся, как муравей, в своем ничтожном мирке. Как не получится у муравья стать птицей, так и человек никогда не станет хозяином природы. И это раскаленное солнце хотело своими яркими лучами пробиться в голову каждого, кто был сейчас рядом, и сказать ему: «Человек! Что ты делаешь? Опомнись, остановись»…
Сашка заканчивал набирать во фляжку воду из маленького ручейка, звенящего на камешках переливами прозрачной холодной влаги, как вдруг услышал голоса людей, приближавшихся к нему по маленькой лесной тропинке. Голоса были громкие, веселые, не русские. Не став дожидаться, пока фляга полностью наполнится, Сашка диким зверьком нырнул в заросли растущей около тропинки осоки, прижался к земле и притаился, стараясь сдерживать дыхание.
Не прошло и полминуты, как рядом друг за дружкой протопало около десятка немцев в серо-зеленых мундирах с закатанными рукавами. Все они были как на подбор: белобрысые, крепкие, высокие, белозубые – словно с геббельсовской агитки о превосходстве арийской нации над другими. Немцы были без касок, в руках каждый держал винтовку. Они о чем-то весело и громко разговаривали, словно это была обычная прогулка шумной компании по летнему лесу. И все казалось бы мирным, если бы не трое пленных красноармейцев, шедших со связанными сзади руками посредине этой ватаги, которых идущий сзади верзила-немец периодически подгонял ударом приклада.
Когда процессия скрылась из виду, Сашка выбрался из осоки и, то и дело припадая к тропинке, двинулся следом. Одного из пленных он узнал. Это был сержант с пограничной заставы, рядом с которой они строили доты. Сашка иногда видел этого невысокого сержанта, когда тот вел очередную смену пограничников для охраны границы. Вот и сейчас он шел впереди пленных, гордо подняв голову и глядя только перед собой, словно не замечая своих конвоиров. Сержант был босиком, в рваной около плеча гимнастерке с запекшимися пятнами крови вокруг, но на голове была фуражка пограничника с зеленым околышком, надетая по всем правилам строевого устава. Двое других красноармейцев тоже были маленького роста. Черные курчавые волосы и носы выдавали в них так нелюбимых бесноватым немецким фюрером евреев. Немцы возвышались над пленными, словно Гулливер над лилипутами, они были выше не менее чем на голову, а то и на полторы, любого из этих несчастных.
Шли