ПереКРЕСТок одиночества – 2. Дем Михайлов
улыбнулся я и, протянув руку, опустил торчащий из стены рычаг. Дойдя до противоположной стены зала, опустил еще один рычаг. Стало куда светлее, с урчанием ожили системы подачи горячего воздуха. С облегчением и радостью загомонили здешние обитатели, сидящие и лежащие на пятиэтажных нарах, превращенных в личные неприкосновенные убежища. И этот закон соблюдался строго. Заберешься на чужие нары без ведома хозяина – огромных проблем не оберешься.
Холл Свободы…
Именно сюда мы попали, впервые войдя в распахнувшиеся врата. Такова была традиция – когда к воротам впервые прибывает новый освобожденный, ворота для него распахиваются настежь. И плевать, что быстро улетучивается накопленное тепло. Плевать! Это ритуал. Устоявшаяся традиция. Стоит новенькому перешагнуть порог – и все, кто может встать, поднимаются и во все горло орут «Свободен!».
Я был оглушен диким ревом.
– Свободен!
И меня пробрало до печенок. Я замер, глядя на орущих людей, стоящих и лежащих на нарах, стоящих у столов и все как один кричащих:
– Свободен!
Только тогда я осознал – я больше не узник. Я свободен.
Когда ворота закрылись за нашими спинами, к нам никого не подпустили суровые и еще крепкие, но уже седые охранники. Позже я узнал – холл Свободы тот еще крысятник. Обнимая и поздравляя, им ничего не стоит украсть что-то из кармана. Не все, конечно, здесь такие. Но многие. И холл Свободы не зря за глаза называют Поселением. Тут живут нищеброды и те, кто совершил преступления, пребывая в Бункере.
Бункер… так его и называли.
Большое подземное сооружение, некогда бывшее пещерой, преобразованной терпеливыми и никуда не торопящимися руками бывших сидельцев.
Подошедшим старикам Красный Арни сказал пару слов. И те тотчас засуетились, послали вверх по двойной лестнице гонца, двигающегося со старческой неспешностью. Нас повели туда же – все те же крепкие старики, оказавшиеся охранниками, покрикивающие на пытающихся подступиться оборванцев. Еще тогда я понял – это настоящее гетто. Переполненное безнадежностью и подлостью. Да уж…
Это место до сих пор поражало меня.
Дернув рычаги, я остался рядом с последним. Едва минуло три минуты, дернул два рычага еще раз. И опять замер у стены, разглядывая Поселение и населяющих его жителей. Рычаги я дергал не доброты ради. Здесь никто ее не оценит – за редким исключением. Я дергал рычаги, чтобы привлечь к себе внимание, создать о себе мнение этакого доброго парня, не боящегося ради остальных отдать немного жизни проклятым чужеземным машинам.
Длинные стены Холла представляли собой многоэтажные конструкции. Пять этажей пристенных нар. Перенаселенный муравейник. Одна стена женская, другая мужская. Каждое койко-место принадлежит одному из узников до тех пор, пока он не умрет. Или пока не будет изгнан – что, как выяснилось из разговоров, случается крайне редко и подобным наказывают только за убийство или умышленное нанесение тяжелого ранения. Каждый раз проводят показательное судилище, выносят приговор.
Взгляд