Волчий камень. Александр Руж
в Берлин с выступлениями. Ты никогда не слышала о Горди Хаффмане?
«Горди Хаффман?» Анита на миг задумалась и вспомнила: это имя значилось на изрешеченной пулями афишной тумбе, которую ей показывал Вель-гунов.
– Кто он такой?
– Ну конечно! Ты же не читаешь газет и не ходишь в клубы. Горди Хаффман – великий боец, чемпион Лондона. Мастеров, которые с ним сравнятся, можно пересчитать по пальцам одной руки. Он уже гастролировал в Бельгии и легко одолел там всех конкурентов. Но здесь ему будет непросто: в Германии есть достойные соперники – например, Эрих Клозе, чемпион Берлина, или Юрген…
– Алекс, – сказала Анита, стукнув вилкой о стол, – мне нет дела до твоих Эрихов, Юргенов и Хаффманов. Я надеялась, что завтра, после моей прогулки к герру Ранке, ты покажешь мне тот дом, где тебе пришлось провести несколько незабываемых часов. Ты помнишь дорогу?
– Дорогу? Ну да, в общих чертах… Если что, Гюнтер поможет.
– Гюнтер?
– Его обычная стоянка как раз на нашей улице. Правда, через два дня он уезжает к себе в деревню, это под Штутгартом. Сказал, что вернется только через неделю. Жаль – отличный малый, на него можно положиться.
– Что ж, пока он здесь, пусть поможет. Когда ты завтра вернешься из своего вертепа?
– Часов около трех. У нас будет достаточно времени, чтобы проехаться в нужном направлении… Хотя, если честно, сегодняшних событий мне хватит надолго.
Трудовой стаж Рихарда Ранке в берлинской полиции приближался к трем десятилетиям. Годы, прошедшие с момента окончания Наполеоновских войн в Европе, выдались для Германии относительно спокойными: постепенно поднималась промышленность, был создан Таможенный союз, способствовавший развитию торговых отношений. Ранке старательно тянул свою лямку и рассчитывал благополучно дослужить до ухода в отставку, как вдруг ни с того ни с сего грянул бунт – и какой! Конечно, во всем были виноваты французы, эти вечные разносчики революционных эпидемий. Именно они, по мнению Ранке, занесли в германские государства вредоносные бациллы, приведшие к беспорядкам в Бадене, Кельне, Эрфурте… Стычки мятежников с полицией и армией на улицах Берлина произвели на почтенного стража имперской законности гнетущее впечатление. Прусский порядок, которым он, как истый немец, чрезвычайно гордился и который считал незыблемым, расползался, как старое, траченное молью одеяло.
Поговаривали о конституции, о желании короля пойти на уступки и даровать разбушевавшимся подданным права и свободы. Ранке такая перспектива настораживала. Каких еще свобод недостает немцам? Кажется, и так всего хватает. Впрочем, королю виднее, на то он и король.
Ранке никогда не пытался понять политиков, считая, что мозги у них устроены иначе, чем у обычных смертных, к которым он причислял и себя. Какое ему дело до политики – он сыскарь. Беда только, что и сыск в последнее время стал большей частью политическим. Поэтому работа, прежде доставлявшая Ранке удовольствие, стала утомлять и раздражать.
Дело русского эмигранта