Место для нас. Хэрриет Эванс
человека. Только с возрастом Карен ошиблась – Билл оказался старше ее на семнадцать лет, он почти что в отцы ей годился. Он был двадцать лет женат, у него была дочь-подросток. Довольно серьезная ошибка. «И вот теперь мне приходится за это платить, – подумала она. – Я плачу за то, что мне среди них не место».
Карен услышала жужжание мобильного телефона – пришло текстовое сообщение. Она опустила глаза, посмотрела на сумочку. Ее руки были в плену.
– А можно мне покрыть ногти лаком другого цвета? Не хочу бесцветный.
– Отлично. Какой цвет вы хотите?
Корейли указала на стойку у нее за спиной, где многоцветными рядами выстроились бутылочки с лаком, похожие на конфеты. Карен кивнула.
– «Пятая авеню», пожалуйста. Третий с конца.
Корейли обернулась и взяла с полки третью бутылочку с краю. Повернула к себе донышком.
– Точно, «Пятая авеню». А вы как догадались?
– Просто знаю, – пожала плечами Карен.
– Яркий, сексуально-красный цвет. – Корейли притянула к себе тонкую загорелую руку Карен и отвинтила колпачок флакончика с лаком. – Куда-то собираетесь вечером?
– Нет, – ответила Карен. – Останемся дома.
– Ага! – улыбнулась Корейли. – Хотите хорошо выглядеть, да? Вечерок с муженьком.
– Что-то вроде того. – Карен вымученно улыбнулась.
Флоренс
– О господи, – пробормотала Флоренс Винтер, торопливо шагая по улице и на ходу засовывая приглашение во вместительную, но туго набитую соломенную сумку. – Что же это значит?
Она расстроилась. Приглашение упало на холодные плитки пола в прихожей, когда она пила кофе. Много лет назад ее брат Билл шутил: мол, она потому поехала учиться в Италию, чтобы там пить кофе, сколько душе угодно. Вскоре он шутить на эту тему прекратил – ведь Флоренс жила в Италии уже двадцать лет. К тому ж теперь во Флоренции повсюду встречались либо пабы наподобие ирландских – итальянцы на них просто помешались, либо безликие пиццерии, обслуживающие непрерывно вращающуюся карусель японских, американских, французских и немецких туристов. Где выпить приличный кофе?
Флоренс уже не так комплексовала из-за того, что самыми ужасными туристами зачастую оказывались англичане. Они были то жирными и раздраженными из-за того, что им приходится находиться в этой битком набитой культурой, но почти лишенной развлечений дыре, то, наоборот, отчаянно пытались выставить себя итальянцами. При этом они размахивали руками, тараторили что-то типа «grazie mille,», «il conto» и «por favore»[13], будто вот это и превращало их в итальянцев и будто каждый официант не говорил по-английски, потому что теперь без этого никак было не обойтись. Флоренс было то стыдно за свою родину, то печально за мир, в котором она обитала. Благородный цветок Возрождения, прекрасная Флоренция превращалась в город-призрак, в историко-тематический парк, наполненный стаями посетителей, которых подгоняли вперед розовые зонтики и микрофоны. И все же она любила Флоренцию всем сердцем.
Много лет назад, совсем маленькая,
Большое спасибо, счет, пожалуйста (