СОФИЯ ШЕГЕЛЬМАН. В ПАУТИНЕ ЛЖИ. Беседовала Виктория Катаева
рвью на эту болезненную для нее тему. Счастлива ли она, что справедливость наконец восстановлена?
– Я включила телевизор и… оторопела. В известной передаче на федеральном канале шла речь о моей сестре – и обо мне. Прошло совсем мало времени с тех пор, как Элина ушла из жизни, я с ужасом пыталась осознать, что никогда больше не увижу ее, что надо как-то существовать дальше. А тут новый удар – по телевизору на всю страну объявлено, будто сестру убила… я. Убила изощреннейшим способом – уморив голодом. Бывший арт-директор Элины Ксения Рубцова, которую я выгнала из квартиры моей сестры (и было за что), говорила в эфире, якобы я довела сестру до истощения: «Люди, которые были мотивированы получить ее деньги, ускорили ее смерть». Представляете мое состояние в этот момент?! Сиделки, также выставленные мною вон, объявили в СМИ, будто я и нашу с Элиной маму в свое время сдала в психиатрическую лечебницу, и она там умерла. Позже в телешоу «лечебница» трансформировалась в дом престарелых. На самом деле мама ушла из жизни в результате острого инфаркта миокарда, третьего по счету, и до последнего своего вздоха, даже после того, как скорая помощь доставила ее в клинику, была на моих руках. Но авторов этих лживых композиций правда не волновала. Собственно, мне объявили войну, но в тот момент я не оценила масштаба развернутых против меня боевых действий. Сразу после смерти Элины появилось интервью с Зинаидой Кириенко, снимавшейся вместе с сестрой в кар тине «Тихий Дон». Кириенко сообщала, что хотела поздравить коллегу с днем рождения, но сестра София (то есть я) никого к Быстрицкой не подпускает, отрезав актрису от всего мира. О том, что она звонила, находясь перед работающей телекамерой, Зинаида Кириенко забыла сообщить мне в ходе разговора и впоследствии не упоминала в интервью. После смерти Элины, через два или три месяца, Кириенко через прессу требовала провести чуть ли не эксгумацию тела. Почему Зинаида Михайловна позволила втянуть себя в эту историю, спросите у нее самой, а я понятия не имею. Возможно, не ведала, что творит. Примерно тогда же появилось письмо от «группы товарищей» в Следственный комитет. Они также требовали провести расследование и разобраться в причинах произошедшего. А чтобы их действия получили резо нанс, об этом оповещались телезрители федеральных каналов. Надо сказать, что российские телеканалы популярны во всем мире: единственный континент, откуда я не получила писем – сочувствия ли, осуждения ли, – это… Антарктида. Весь этот опыт общения со следователями, судебных разбирательств, информацион ной войны и просто оскорбительного отношения я получала впервые в жизни, мне на тот момент было восемьдесят два года. Прежде не приходилось – «не привлекалась, не участвовала». Я по образованию и роду занятий филолог, журналист, редактор, работала в книжном издательстве, в периодике, писала книги и статьи, у меня семья – четыре поколения. А теперь пришлось вступить в бой. Была такая яркая и мужественная политическая фигура в Израиле – Голда Меир, так вот она говорила: «Лучший стимул успеха – отсутствие альтернативы». Это применимо ко мне в данной ситуации. Выбора мне не оставили. С Элиной мы близки всю жизнь. Она старше на девять лет, и с самого детства, сколько я себя помню, когда знакомила меня с кем-либо, всегда представляла: «Моя младшенькая». К сожалению, в послед ние тридцать лет судьба разбросала нас по разным странам. Сестра в Москве, мы все после распада СССР вдруг оказались жителями другого государства – Литвы, затем перебрались в Израиль. Так вышло. Хотя будь моя воля, я поселила бы всю нашу родню под одной крышей. Об этом мечтала и Элина. В 2010 году, когда появилась возможность и наскребли денег, мы с ней даже купили большой дом в Вильнюсе. Посадили сад. Радовались: будем собираться как можно чаще, приедет Миша Сокольский с женой, детьми и внуками. Это двоюродный брат, наши мамы – родные сестры, у него с Элиной разница в возрасте два месяца. В мае 1941-го Миша приехал к нам на каникулы, а жили мы тогда в Нежине, папа работал заведующим санэпидстанцией. В июне началась война, Мишина мама – наша тетя Ревекка – и бабушка Мария пытались прорваться к нам из Киева. Дальше их следы теряются, обе пропали без вести. Мама всю жизнь искала через военные архивы хоть какие-то сведения о них – как погибли, где похоронены, но, увы, не нашла. Это трагедия и боль. Миша, которому тогда было тринадцать лет, остался с нами. Были еще двоюродные родственники с отцовской стороны, тоже замечательные люди, мы с Элиной всегда были бы рады принимать их в гостях, и в новом большом доме в Вильнюсе тоже. К сожалению, этим нашим планам – собираться всей семьей и родней – как оказалось, не суждено сбыться. Всех жизнь разбросала по городам и странам, говорили: хоть и скучаем по вам, но добираться до Вильнюса далековато, а годы уже не те. Миша, к примеру, жил в подмосковном Орехово-Зуеве. Он был писателем, пять лет назад ушел из жизни. У детей и внуков – своя жизнь и свои проб лемы, тоже не до поездок. И так вышло, что собирались мы с Элиной вдвоем, приезжали каждое лето в Вильнюс – на месяц, на неделю, на три дня – как получится. В 2011-м сестра позвонила: «Я приеду не одна, с женщиной, она помогает мне устраивать творческие вечера». Так я впервые увидела Ксению Рубцову. Достаточно молодая, лет примерно тридцати пяти. Очень ухоженная: маникюр, макияж, дорогой костюм… Позже видела на ней, к примеру, манто из щипаной норки в пол, можете себе представить, сколько оно стоит. Машина у нее – дорогой внедорожник, тоже недешевая,