Ружья и голод. Книга первая: Храмовник. Валерий Орловский
ечество всегда стояло на пороге самоуничтожения. И, оценивая окружающую действительность, видя то, на что люди готовы идти ради богатства, власти и красоты, каким смертоносным военным потенциалом обладают государства, диктующие миру свои правила, мне порой кажется, что случится еще одна великая и, возможно, последняя война. Война, после которой, как говорил Альберт Эйнштейн, мы если и будем еще в состоянии воевать, то только камнями и палками. Война на опустошение, война на уничтожение не оставит в мире ничего другого, кроме огромных запасов произведенного оружия и величайшего, не ведомого доселе голода среди тех, кому не посчастливилось в ней выжить.
В мире тогда останутся, отринув все частности, только два противоборствующих полюса, как это было всегда – неугасающая в душах праведных людей человечность и безмерная, приводящая в ужас, жестокость и бездуховность. И неизвестно, что возобладает над другим. Или, быть может, впитает, поглотит в себя.
В цикле из трех романов, который я запланировал, и первый из которых вы, вероятно, сейчас начнете читать, я попытался пофантазировать, смоделировать то, что может произойти с человечеством после подобной войны. Действие книг, дабы не призывать кого—то делать выводы о соотносимости того или иного события или действия с реальным миром, будут происходить в другой вселенной, с другой географией, и будут проходить по несколько иной шкале времени. Впрочем, определенные сходства я все же сюда привнес, дабы читатель уж совсем не отстранялся от прочитанного.
При написании этого романа я вдохновлялся такими великим трудами как «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, «Темная башня» Стивена Кинга, «Хроники Амбера» Роджера Желязны, «Ведьмак» Анжея Сапковского, и, конечно же, огромное влияние на мою жизнь и мировоззрение оказал сэр Джон Рональд Руэл Толкин.
Надеюсь, что мой стиль повествования, мои идеи и незатейливые рифмы найдут отклик в вашем сердце.
Обезумевший мир, раскаленный враждой,
Где так много людей, но так мало любви,
Где привыкли решать все вопросы войной,
Где, имея столь времени, разума, сил,
Где есть столь редкая жизнь среди многих светил,
Мы свой рай возвести не смогли.
Пролог
«Женщина. Мужчина. Ребенок»
В деревне в ста пятидесяти километрах от Холли—Сити стояли тишина и запустение. Оставшиеся жители собрались в церкви в немом ожидании. С огромной фрески за алтарем за ними наблюдал ангел, улыбаясь лучезарной улыбкой, от которой тем не менее тянуло необъяснимой неискренностью.
Она появилась в сопровождении вооруженного ружьем мужчины в военной форме. На ее руках, хватая пальчиками воздух, покоился новорожденный ребенок. Он встала за кафедру, и крылья ангела на заднем плане, казалось теперь, росли из ее спины. По залу прошел испуганный ропот.
– Семь дней назад я стояла здесь, представ перед вами с благими намерениями и чистым сердцем. Я пыталась объяснить вам природу ваших душ, указать на греховность ваших мыслей и поступков. Но вы поносили меня. Называли меня сумасшедшей шлюхой, а моего сына безродным ублюдком. Семь дней назад я поведала вам ваше ближайшее будущее, а вы смеялись надо мной, называя безумной. И что же получилось в итоге? Я вижу ваши потерянные глаза, вижу ваши искалеченные тела и души, слышу ваши пустые, урчащие от боли желудки. Я отодвинула для вас Завесу, предупредила о конце вашего мирного существования, но вы отказались слушать. Вы возгордились тем, что носите ген бессмертия, и считали, что ужас и огонь не настигнет ваши жилища. Вы забыли, что всегда найдется кто-то, кто в темноте решит чиркнуть спичкой, а при свете задуть свечу.
Зал вновь наполнился беспокойным шептанием. Некоторые тыкали в женщину пальцем и что-то шептали на ухо соседу по скамье.
– Семь дней назад я объявила, что город, разросшийся до гигантских размеров, алчный и порочный, сгорит в пламени ядерного взрыва. Я сказала вам, что солдаты, на чью помощь и охрану вы так надеетесь, оберут вас до нитки и бросят на произвол судьбы, умирать без пищи и чистой воды. Я предупредила, что вы останетесь без поддержки своих бездушных машин и электричества, на которые вы так привыкли полагаться, и без которых стали беспомощнее дитя, что сейчас мирно спит в моих объятьях. И что вы тогда сделали? Вы прогнали меня. Вы побили мать с ребенком на руках. Оплевали и унизили. Но я не держу на вас обиды, потому что она есть часть природы всякого зла.
– Что нам с твоих предсказаний, если мы все равно ничего не смогли бы сделать? – выкрикнул пьяный мужчина с переднего ряда.
– Мои Пророчества – это ключ к новому миру, дитя мое. Слушай меня, и ты услышишь. Ты сказал, что вы ничего не могли сделать, но это не так. Вы могли поверить мне и уйти туда, где нет бед и невзгод, обрушившихся на вас. За эти семь дней не было бы убито и измучено столько людей, которых вы в исступлении и злобе обвинили во всех грехах. Не было бы смертей от внезапно ударивших морозов в ваших переставших отапливаться домах. Не было бы столько смертей от голода, настигшего вас, когда