Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости. Николай Коняев
лето 6841… – говорит новгородская летопись. – Сем же лете вложи Бог в сердце князю Литовьскому Наримонту, нареченому в крещении Глебу, сыну великого князя Литовьскаго Гедимина, и приела в Новъград, хотя поклонитися святии Софии; и послаша новгородци по него Григорью и Олександра, и позваша его к собе; и прииха в Новъгород, хотя поклонитися, месяца октября; и прияша его с честью, и целова крестъ к великому Новуграду за одинъ человекъ; и даша ему Ладогу, и Ореховый, и Корельскыи и Корельскую землю, и половину Копорьи в отцину и в дедену, и его детем».
История, связанная с превращением сына литовского князя Гедимина князя Наримонта в князя Ладожского и Мозырского, путанная и темная.
«Бархатная книга» утверждает, что Наримонта выкупил в Орде сам Иван Данилович Калита и отпустил на великое княжение Литовское, однако, Наримонт «не дошед в своея вотчины, крестися по своему обещанию, и наречен бысть во святом крещении Глеб и тогда братья его и вся земля Литовская не даша ему великаго княжения, а посадиша на великое княжение Олгерда, а Наримонта взяли в Великий Новгород».
По другим источникам[4], это сам новгородский архиепископ Василий Калика вынужден был пообещать Наримонту княжение в Новгороде, когда по дороге из Владимира Вольшского «гнался за ними с Татарским баскаком» киевский князь Федор.
Как бы то ни было, но передача Наримонту «в отчину и дедину» главных новгородских крепостей вместе с Орешком вызвала волнения в Новгороде.
«Думая, может быть, и то, что Россия, истерзанная Моголами, стесняемая Литвою, должна скоро погибнуть, – писал по этому поводу Н.М. Карамзин. – Новогородцы искали способ устоять в ее падении с своею гражданскою вольностию и частным избытком».
Вольно было новгородцам мудрить и подыскивать оправдания отходу от Руси, но перехитрить свою русскую судьбу им не удалось, и не могло удаться, поскольку не было на то Божией воли.
Судьба Орешка ясно показала это…
Ему предстояло заслонить Русь от очередного крестового похода.
Еще в 1316 году в Швеции в семье герцога Эйрика Магнуссона и принцессы Ингеборг, дочери норвежского короля Хакона V, родился сын, названный Магнусом.
В 1319 году свергли с престола Биргера, родного дядю Магнуса, и трехлетний ребенок стал королем Швеции.
Магнусу не исполнилось и четырех лет, когда скончался его дед, норвежский король Хакон V, и Магнус получил еще и норвежский престол.
В Швеции он был Магнусом II, а в Норвегии – Магнусом VII.
Самостоятельное правление Магнуса, хотя он и согласился включить постановления первой шведской «конституции» 1319 года в состав Ландслага[5], трудно назвать безоблачным.
Можно связать резкое ухудшение при Магнусе государственных финансов с излишне роскошной жизнью короля и его двора, а также со значительными затратами на многочисленные войны, но и непрекращающиеся конфликты с оппозицией, тоже не способствовали стабилизации положения.
Впрочем,
«
Кодекс общешведских законов – Ландслаг – вырабатывался большой комиссией под председательством лагманов – глав отдельных областей Швеции. Ландслаг основывался на законах Уппланда и Эстергетланда и королевских постановлениях.