Плоть. Портия Да Коста
наэлектризовалось, будто вдруг наполнилось той же изначальной силой, что освещала особняк, в котором они сейчас находились, и прометеева мощь растекалась по всему телу, заполняя каждый нерв и каждую клеточку. Беатрис ощущала себя восхитительно живой и охваченной пламенем, она испытывала непреодолимое томительное желание прижаться своим обнаженным телом к телу Ритчи, познать каждый его дюйм.
По сравнению с тем, что она сейчас чувствовала, безумное стремление сбросить одежду и позировать обнаженной для фотокамеры Юстаса показалось ей вдруг не более чем невразумительным капризом. Потребность же обнажиться для Ритчи и вместе с Ритчи являлась первобытным зовом плоти, инстинктом крови, оглушительным и волнительным.
«Ага, это та самая «женская истерия», о которой иногда стыдливо упоминают в заметках определенного рода на последней странице «Лэдиз уикли джорнал», – пронеслась в голове у Беатрис мысль. – Но отчего же, ради всего святого, ее считают неприятной и побуждают всячески избегать? Тот, кто так говорит, заблуждается, сильно заблуждается! Это совершенно не так!»
Груди ее сделались необычайно чувствительными и совсем чужими, но Беатрис не могла не наслаждаться испытываемыми ею восхитительными ощущениями. Груди стало тесно в плену корсета и тончайшей нижней сорочки, и она принялась тереться о крепкое тело Ритчи, раздражая соски и пытаясь таким образом усилить воздействие на них.
– А вы горячая штучка, Беатрис, – хватая ртом воздух, произнес он, когда они отпрянули друг от друга, чтобы восстановить дыхание. Беатрис сомневалась, что ей удастся это сделать в ближайшее время. Голова ее кружилась, и виной тому была вовсе не нехватка кислорода… а сам Ритчи. – Вы являете собой все, о чем я мог только мечтать, и даже больше, моя красавица, – продолжал он, приблизив губы к ее щеке, затем зарывшись ими ей в волосы и щекоча своим подбородком ее шею. Произнося эти слова, он омывал Беатрис жаркой волной своего дыхания, а его ловкая рука нырнула ей под юбку, безошибочно и умело отыскивая свою цель. Ладонь его скользила все выше и выше, пальцы споро продирались через многочисленные слои нижних юбок, пока, наконец, не сомкнулись на круглой ягодице, скрытой тканью панталон.
Беатрис задохнулась от неожиданности и снова забилась в руках Ритчи, пытаясь высвободиться, но, как и прежде, он без труда прижал ее к себе и снова накрыл ее губы поцелуем. В девушке теснились противоречивые желания. Догматы благовоспитанного поведения, некогда накрепко заученные ею, вступили в борьбу с восхитительными новыми желаниями: жаждой быть обласканной, попробованной на вкус этим мужчиной. Ей хотелось полностью раскрыться перед ним и устремиться навстречу всему, что он мог бы предложить ей.
Битва в ее душе закончилась, едва начавшись, и Беатрис растаяла от поцелуя Ритчи, точно мед. Когда он снова сжал ее ягодицы, она чуть не замурлыкала в ответ, как сытый ленивый котенок, реагирующий на ласку. Ей оставалось лишь порадоваться тому, что большие, искусно изготовленные турнюры[3] вышли из моды
Турнюр – модное в 1870—1880-х годах приспособление в виде подушечки, которая подкладывалась дамами сзади под платье ниже талии для придания пышности фигуре.