Приступить к ликвидации (сборник). Эдуард Хруцкий
молодые люди. У меня есть картошка и лярд. Мы сейчас все это поджарим и поедим. А то вы с голоду умрете. И чаю попьем. Пошли на кухню.
– Ну, Толик, – сказал Кузин, – как дальше жить будем?
Они сидели в кабинете Кузина, электричество горело вполнакала, поэтому капитан зажег керосиновую лампу-трехлинейку. Кочан молчал, шмыгал носом, вздыхал. Предательство бабки здорово подломило его. Возможно, именно сейчас он задумался над словами Кузина. Белов не вмешивался пока. Пять минут назад ему привезли фотографию Олега Гостева.
– Так что, Толик?
– Торговал я, конечно, – шмыгнул носом Кочан, – так жизнь такая.
– Что ты про жизнь-то знаешь? – Кузин встал, по стенам метнулась его сломанная тень. – Люди ее, эту жизнь, на фронте защищают, а ты? Наш, советский пацан, своих сограждан обираешь. Как это понимать, Толик?
– Да я разве… Я что… Боюсь я его… И все пацаны боятся…
Белов положил перед Толиком фотографию убитого. И по тому, как задрожали руки задержанного, как заходило, задергалось лицо, Сергей понял – знает.
– Знаешь? – резко спросил Белов.
– А кто его? Артист?
Белов протянул фотографию Гостева:
– Этот?
– Он… Женька Артист… Это он Витька? Ну, ему не жить…
– Кто такой Витек?
– Кличка у него Царевич. Не московский он. Из Салтыковки. Он от деловых к Артисту приезжал.
– Фамилия Артиста?
– Не знаю.
– Где живет?
– Не знаю. Он ко мне сам приходил. Говорил, где товар взять, деньги забирал.
– Твои дружки его знают?
– Видели.
– Они тоже работают на него?
– Через меня.
– Когда должен прийти Артист?
– Не знаю.
– Выйди, Толик, в коридор.
– Ну вот что, Евгений Иванович, – сказал Белов голосом не терпящим возражения, – раз я старший, то мое решение такое. На квартире Кочана сажаем засаду. С утра сориентируй всех. Покажи карточку Артиста.
Вячеслав Андреевич теребил руками шапку.
– Да вы успокойтесь, чего волнуетесь, – улыбнулся Данилов.
– А вас в МУР вызывали? – внезапно спросил Шумов.
Вопрос был настолько неожиданный, что Иван Александрович на секунду растерялся даже. Потом, представив себе ситуацию, расхохотался. Шумов тоже улыбнулся, но грустновато.
– Нет, – ответил Данилов, – не приходилось мне.
Ему положительно нравился этот худощавый, сдержанный человек. Одет был Шумов в хороший костюм, сорочка на нем была заграничная. Над карманом пиджака были нашиты две полоски за ранения – золотистая и красная.
– Где это вас? – спросил Данилов.
– В декабре сорок первого под Волоколамском.
– Да что вы? Я тоже там воевал.
– Вы?
– Представьте себе. В сводном батальоне НКВД.
– Значит, соседи. Я помвзвода был в 3-й ополченческой бригаде. По ранению уволили вчистую.
– Где работаете?
– В Московском