Хрупкое равновесие. Книга 3. Статус-кво. Ана Шерри
собачим лаем. Собака кинулась из кустов к озеру и, плюхнувшись в воду, поплыла к утке, чтобы схватить ее, пока та не ушла под воду.
– За год ты перестреляла всех уток, – усмехнулся Алекс Диккинс, опустив ружье и наблюдая за тем, как Дик плывет обратно с добычей в зубах.
Диана хитро улыбнулась и перекинула ружье через плечо. Да, у нее настоящий талант. А год назад она решила, что ей стоит развивать его. Утка – это мелочь, всего лишь тренировка. В этом мире есть те, в кого не так просто попасть.
– Мама приготовит утку по-пекински, – улыбнулась она, хотя понимала, что это блюдо всем изрядно надоело, – или можно отдать трофей соседям.
– Не стоит отдавать соседям, в Интернете полно рецептов блюд из дичи.
Девушка кивнула и перевела взгляд на собаку, которая стояла рядом, виляя хвостом и сжимая зубами птицу:
– Молодец, Дик, мы отличная команда.
Алекс улыбнулся и направился в сторону машины, Диана подмигнула Дику и пошла следом.
После всего, что произошло, Алекс уже не боялся брать девушку с собой на охоту. Когда-то она ненавидела маминого мужа, теперь же он стал ее лучшим другом. Мама тоже изменилась. Казалось, она очень рада дочери: всячески пыталась окружить ее заботой, улыбалась, но за улыбкой прятала страх. Диана видела это, но не осуждала мать. Кто угодно станет бояться человека, который однажды приставил себе пистолет к виску. Человека, который на два года был направлен в психиатрическую клинику.
Диана шла по лесу вслед за Алексом, рядом бежал Дик – она наблюдала эту картину уже год. Время как будто остановилось, совершенно ничего не менялось. Но девушка знала: это лишь затишье, пауза перед решающим прыжком.
Белые стены этого заведения изрядно надоели. Даже сейчас, когда Диана сидела перед комиссией, которая должна была вынести вердикт, они ее раздражали. Хотелось на волю, убежать от этой белизны. Сколько она прошла таких комиссий за последние два года? Девушка сбилась со счета. И решение всегда было одинаковое: психически не здорова. Все это время Диана винила себя в смерти троих человек и одной собаки, она пыталась застрелиться, потому что не видела смысла жить.
Она не помнила, как оказалась здесь. Ее пичкали лекарствами, она лежала привязанной к кровати, смотрела на белый потолок и много думала.
С ней часто разговаривал Питер Ноттис – психиатр с отвратительной внешностью и, как ей казалось, с маниакальным желанием вылечить даже здорового человека. Он рассуждал о смысле жизни, о вере в Бога, но чаще всего он говорил о своей жизни. Каждому психиатру нужен психиатр – это Диана усвоила, слушая, как сложно носить в себе истории других людей. А может, это было частью ее лечения? Неважно. Диана не вслушивалась в слова Ноттиса, она мечтала о мести. Представляла, как это будет, слышала выстрелы и смотрела, как с кровью из этих людей вытекает жизнь.
Жизнь Джона Гриффина, который убил ее сына. И Стефано Висконти, который сдал ее в это отвратительное место и ни разу не пришел к ней. Нет, видеть его она не хотела! Он очень легко избавился от нее и наверняка продолжал вести роскошный и опасный образ жизни, делая вид, что Диана в этой жизни никогда не присутствовала.
Но он-то в ее жизни был! Она это прекрасно помнила и жалела, что не хватило сил выстрелить в него возле обрыва. А надо было сделать это, а потом лишить жизни себя…
Она вновь и вновь прокручивала в голове картины расправы, лежа на кровати, пока не осознала: чтобы отомстить, она должна вырваться из этой комнаты с белыми стенами, а значит, ей надо стать хитрее, показать, что лечение действует. Она попросила Библию и делала вид, что внимательно читает ее, и даже выучила наизусть несколько отрывков. Диана теперь вникала в разглагольствования Ноттиса. У него не было ни детей, ни жены, были только пациенты, которым он жаловаться на жизнь и рассказывал, какие ошибки он совершил. Она стала беседовать с ним, но не о себе, а о том, что можно исправить Ноттису в себе. Увидев, что его слушают, психиатр оживлялся, а Диана понимала, что приближается к свободе, путь к которой лежал через ложь и хитрость.
Сейчас ей ничем нельзя было выдать раздражение белыми стенами и волнение перед людьми в белых халатах. Надо взять себя в руки и не наделать ошибок. Говорить о жизни и обойти тему смерти. Обычно Диана заваливала прохождение комиссии, но на этой, пятой за последние полгода, ее рассматривали как уже готовую к «выпуску» в жизнь.
– Диана Оливер, – произнес Ноттис и взял в руки ее историю болезни. Папка была слишком толстой для двух лет, в ней было все: нежелание жить, уход в себя, постоянные разговоры об умершем сыне, о виновности ее в убийствах и желании мстить обидчикам. – Это уже пятая комиссия, на которой мы пытаемся понять, готова ли ты жить в обществе. Четыре последние беседы комиссию удовлетворили, мы видим, что за время, проведенное в клинике, ты сильно изменилась и пересмотрела свои взгляды на очень многое в своей жизни. Скажи, Диана, ты все еще считаешь себя виновной в смерти сына?
– Нет, – без колебаний ответила девушка. Но это было ложью.