Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя. Владимир Поселягин
что, лейтенант, не поняли? Сдать оружие! – выпятив челюсть, резко приказал он.
– Кому? – нагло спросил я. Меня уже отпустило от неожиданности.
– Мне!
– А вы кто?
– Лейтенант, вы издеваетесь?! Я уже предъявлял удостоверение вашему командиру и особисту, – кивнул капитан на Никифорова и стоящего рядом Никитина.
– Удостоверение личности, пожалуйста, – протянул я руку, сделав два шага вперед.
Окружающие напряглись, не исключая обоих особистов, их тоже что-то встревожило. Капитан это заметил, поэтому, усмехнувшись, расстегнул клапан нагрудного кармана и достал удостоверение.
– Ваша бдительность достойна уважения, младший лейтенант. – Показалось мне или нет, но в его голосе была угроза.
Открыв удостоверение, мельком осмотрел его. Сомнений не было, как и следа от скрепки.
– Фальшивое, – растерянно сказал я и, не успев ничего осознать, улетел назад – кто-то дернул меня за воротник, а перед глазами блеснул хищный клинок финки.
«По горлу метили», – мелькнула мысль. Дальше я уже ничего не видел – на меня навалилось чье-то безвольное тело, – но зато все слышал. Часто хлопали пистолеты, один раз протрещал автомат, где-то вдали несколько раз хлестко ударила винтовка. И множество криков, в основном мат.
Скинув с себя тело бойца из БАО, я, доставая маузер, принялся одновременно осматриваться. Моей помощи уже не требовалось – пока барахтался, все закончилось. Из «эмки» свешивалось тело красноармейца, рядом на земле валялся ППД, который на моих глазах подхватил кто-то из аэродромной обслуги. Капитан с развороченной грудью лежал в двух метрах от меня, глядя мертвыми глазами в небо. Старший лейтенант – у заднего колеса полуторки, в его руках были зажаты два ТТ со сдвинутыми назад затворами. Отстреливался до последнего. Вокруг суетились бойцы и командиры, проверяя, кто жив, а кто нет. За полуторкой были слышны крики, там явно кого-то допрашивали. Встав с помощью подскочившего бойца на ноги, я, держа в руке маузер, пошел посмотреть, что происходит за машиной. Там оба особиста допрашивали лейтенанта, тыкая ему в рану на ноге стволом пистолета. Вернее, это Кириллов тыкал, Никифоров просто орал, прижимая окровавленную тряпочку к боку. «Лейтенант» же что-то полуобморочно бормотал в ответ.
«Допрос в боевых условиях!» – отстраненно подумал я.
Обернувшись, посмотрел на тела десятка людей, без движения лежавшие на сухой, пыльной земле. Мое внимание привлекла плотная фигура в командирском френче. Как раз один из бойцов, что осматривали и уносили куда-то мертвых, перевернул его, и я увидел остановившийся взгляд капитана Борюсика.
На подножке полуторки со стороны водителя сидел майор Никитин, которому капитан Смолин делал перевязку руки. Лютикова суетилась у тяжелых.
«Что я натворил?!» – Эта мысль крутилась у меня в голове раз за разом, как будто испорченная пластинка. Если бы не я, то парни были бы живы. Заметив, что продолжаю держать пистолет, дрожавшими руками спрятал его в кобуру. И глубоко вздохнул.
– Одиннадцать убитых!