Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер. Мари Дарьесек
Там она рисует тела, изучает лица и руки. Замечает изъяны, следы нищеты. Не делая из них сентиментальные сюжеты. Она рисует то, что видит; как потом будет рисовать тела парижан и собственное тело. Ей нравятся сильные контрасты, она нередко подчеркивает тень. Она станет экспрессионисткой, что не придется по вкусу рафинированным пейзажистам из Ворпсведе.
И тем более не понравится местным критикам, когда в 1899 году в Бременском музее состоится ее первая выставка (совместно с Кларой Вестхофф, чьи скульптуры, впрочем, были приняты более благосклонно, и Марией Бок, еще одной ученицей Макензена). Некоему Артуру Фитгеру станет дурно перед полотнами. Он и хотел бы описать их «высоким слогом», но ему в голову шли только «низкие» слова, которые он, «возмущенный» этой «прискорбной выставкой» (особенно если сравнить ее с произведениями «из сокровищницы истинного искусства немецкого народа»), предпочел не записывать. Карл Виннен, признанный местный художник, попытался защитить выбор музея, «по-рыцарски открывшего двери этим бедным дамам из Ворпсведе».
Бедная дама тем временем читает пьесы Ибсена и «Дневник» Марии Башкирцевой. Мечтает о жизни в Париже. Рисует своих моделей в деревне. Ее приглашают на творческие вечера у Отто Модерзона или Генриха Фогелера. Фогелер поет под гитару, пародируя негритянские песни, все танцуют, и Паула, как она запишет в дневник перед сном, знает, что ей очень к лицу ее новое платье зеленого бархата и что некоторые не сводят с нее глаз.
Я не знаю, как это назвать. Я не знаю, стоит ли говорить «влюбляется».
Паула Беккер склоняется к Отто Модерзону.
На выставке в Бремене в 1895 году она видела его картины. Ей в них понравилась «правдивость» – и ничего больше. А затем она в первый раз увидела его самого: «Что-то высокое, в коричневом костюме и с рыжей бородой. С мягкими и доброжелательными глазами. Его пейзажи производят глубокое, очень глубокое впечатление: осеннее солнце, пылающее и меланхоличное. Я бы хотела познакомиться с этим Модерзоном поближе». Ей непросто было освоиться в Ворпсведе. Там был, конечно, Фогелер, очаровательный художник немногим старше ее, но Фриц Овербек, другой художник, принимал ее подчеркнуто холодно. «Модерзона же я, напротив, нахожу очень привлекательным. Он милый, легкий в общении, и в его натуре мне слышится музыка, которой мне хочется аккомпанировать на своей маленькой скрипке. Его картинам уже удалось пробудить во мне интерес к нему. Он добрый мечтатель». Его мнение значимо для нее. Она часто обсуждает с отцом этого мужчину, старше нее на одиннадцать лет. А еще он «выше на семнадцать сантиметров, обладает огромной силой чувств, у него острая рыжая борода; он серьезен, почти меланхоличен, но радоваться тоже способен». Он – вылитая копия ее отца. Даже на фотографиях заметно портретное сходство: его лоб, нос и борода будто бы списаны с отца Паулы.
И лишь в одном письме к матери Паула упомянула его супругу, фрау Модерзон, «хрупкую чувственную женщину с развитой интуицией». И, хотя обычно Паула