Министерство справедливости. Лев Гурский
мужской слезы. Я молча склонил голову: спасибо, мол, принял к сведению, давайте дальше.
– Лев Ильич был чудесным человеком … – продолжил хозяин кабинета, немного смущенный моей бесчувственностью. – Всем нам будет его не хватать… Вы в порядке?
– Да-да, благодарю вас, – коротко ответил я. – Печальная новость. Мне еще предстоит ее осознать. Извините, я только что принял транквилизаторы, они гасят все эмоции.
Я врал. Дело было не в ударной дозе таблеток, которые я принял в машине. У меня транки не туманят голову, а уберегают от тошноты и, главное, успокаивают внутренние весы. Но любое внешнее проявление моей скорби по Левке сейчас отдавало бы фальшью.
Братом он был хреновым. Наверняка бывают и худшие, но я не встречал. Лев Ильич появился на свет за одиннадцать лет до моего рождения, и из-за большой разницы в возрасте родители часто назначали его моим сторожем и нянькой. По той же причине у меня не было шансов стать ему другом. Теперь-то, много лет спустя, я догадываюсь, до какой степени сопливый Ромик раздражал почти уже взрослого Левку. Самим фактом своего существования я отвлекал братца от серьезных дел, путался под ногами, донимал нелепыми – в его понимании – вопросами. Иногда он даже пробовал снизойти до моей дурости и с высоты своего возраста пытался учить меня жить. Получалось плохо. Я по малолетству был бестолков, а у Левки отсутствовал педагогический талант. Он быстро терял терпение, злился и щелкал меня по носу – не больно, но очень обидно. «Мой родной брат не может быть таким кретином, – часто дразнил меня он. – Ты, наверное, приемный». Лет до семи я пугался: а вдруг и правда приемный? Но в конце концов сообразил, что мы с Левкой уж точно родные. Кое-что важное нас объединяло.
– Большая, большая потеря… – Юрий Борисович покивал с печалью на лице. – Эта автомобильная авария в среду стала для нас для всех настоящим ударом. Крайне сожалею, что не смогли позвать на траурную церемонию. Мы не сразу вас нашли… Знаю, после смерти родителей брат оставался вашим единственным близким родственником. Я, уж извините, вчера навел справки. Мне известно, что в последние годы вы с ним довольно редко общались…
Редко, значит? Ну-ну, подумал я. Братец окончательно пропал с горизонта лет пятнадцать назад, сразу после отцовских похорон. На маминых его уже не было. Он словно испарился. Я понятия не имел, где он, чем занимается, есть ли у него семья, жив он или нет. И вот теперь, оказывается, все эти годы он был-таки жив, а умер только на днях.
– И поскольку Лев Ильич был нашим сотрудником, мне хотелось бы от всего сердца…
– Стоп-стоп-стоп! – Церемонная фраза обещала быть долгой. Я не стал дожидаться, пока хозяин кабинета домучит ее до точки. – Благодарю за сочувствие, я тронут и так далее, но… Прежде чем мы продолжим, хочу знать главное: «вашим сотрудником» – это чьим конкретно? Кто вы вообще такие? Чем вы тут заняты? Или это государственная тайна? Может, мне полагается сначала дать вам подписку о неразглашении?
Юрий Борисович энергично замотал головой.
– Для