История одного Человека. Георгий Константинович Ячменев
наследники и продолжатели отцовского дела. Вроде-бы и хорошо, прогресс не затормозиться, люди продолжат нести на себе миссию Великого, но не этого Его Превосходительство хотело, не каявшихся жаждал Он взрастить, а стоящих с Ним на одном уровне. Окончательно разочаровавшись в своих попытках, Всесоздатель стал замечать в Себе и другие неполадки: то неожиданно нахлынывала мигрень, то нападали извечные боли. Сам Великий уже не мог толком отследить, в чём причина проявляющихся недугов, так как опустошив Себя и многим пожертвовав, Его Преосвященство незаметно осенило себя той же заразой, от каковой страдало послужившее нивой для всех параллелей древо, а именно – скверной.
Какое семя, такое и древо.
Семя, посаженное гнилым, предстанет в будущем кривым.
Поскольку скверность залегала во всякой параллели, это означало, что и вселенная была омрачена этим роком, а пространство – это нечто, предопределяющее то, что его наполняет. С того самого момента, как вечность упорхнула, а окружение получило материальную выразимость, уже тогда, Великий, не смотря на всю Свою великость, стал подвергаться келейному воздействию той дряни, априори содержащейся в лепестках изначального древа. Первый столп одарил своего Творца беспамятством, второй – слабомыслием и бесчувственностью, а третий закрепил результативы своих пращуров и довершил все махинации, став тем самым словно вишенкой на торте – слепостью и неусыпными сомнениями.
Насколько лоно Великого предстало кеномой, в той же мере человечество развернулось плеромой. Троекратное исхождение из Великого одновременно высекалось тремя успешными заходами, по покорению человечеством природы: будучи туманниками, люди покоряли материю; став искомцами, они прильнули к сатрапии области мыслей и чувств, религиозный дух возобладал над людом, но оставил их под гнётом неосознанности; кульминацией развития стало подаренное восприятие, как раз и осенившее остаточное дикарство долей осмысленности. Не все осваивали три дара с одинаковой скоростью. Кто-то приходил к мудрости раньше, кто-то позже и суть последней инстанции была в том, что человеку открывалось то же, некогда виденное самим Великим – мир до его, так сказать, официального рождения. Люди прознали про великое древо и это знание прокляло их, ибо заразило тем же тлением, каковое ныне претерпевал Великий – пакостью скверны.
В совокупности с клеймом скверноты на каждой из параллелей, знание о древе не могло не отразиться и на всём роде человеческом; ему была уготована та же судьба, что и маразматически обуревала Создателя. Но пока до этого никто не догадался, а очевидных признаков для опасений всё не проступало, Великий, успев отлично так прогнить в Своих сомнениях, понял, что не может уже ясно и точно регулировать мировой закон. Понял Он и то, что посаженные Им добродетели скоро также придадутся загрязнению и ни о какой справедливости, добре и честности тогда уже нельзя будет говорить. Спасительным шагом оставалось