Мой Лерой. Кати Беяз
существования.
Из-за несносной погоды четыре месяца в году мы проводим в самоизоляции дома, и мне было не привыкать сидеть в своей пещере. Но сегодня мысли гоняли меня из угла в угол, не давая присесть. Пересекая просторный зал, меня неизменно тянуло на балкон, откуда в бинокль я могла увидеть свое плато. На нем виднелся раскопанный мною сильно покореженный временем штырь, предназначение которого я до недавнего времени не знала. Мы собирались делать дополнительную лабораторию для работы с большими предметами, выбрав для безопасности западный участок долины с рыхлым песчаником. Там не только было легко копать, но и отсутствовали пальцеобразные горные образования, которые мы прогрызали, словно черви, себе под жилища. В таких домах нам не грозило испепеляющее пекло летом и суровый мороз зимой, ветра, сокрушающие все на своем пути, и пылевые бури, способные отбросить любое препятствие на сотни километров в пустошь.
Помню, в тот день мне показали место на карте, и я отправилась в путь. Взяв измерительные приборы, я села в свой автомобиль, корпус которого состоит из плавно изогнутых солнечных панелей. В Гардокки не бывает пасмурно, потому что тучи пролетают над долиной с ошеломительной скоростью в период бурь, а дальше снова солнце, ультрафиолет и радиация.
«Примерно час в пути и три укрытия по дороге на случай бурь, – просчитала я в голове. – Быстрый осмотр и назад».
Дорога заняла больше. Ветряки обнажили красные линии, что служило сигналом к восточному ветру. В ста метрах родительский дом, и это был хороший повод заглянуть и пообедать. Загнав хрупкий авто в гараж, я вручную закрыла ворота и поднялась по узкой винтовой лестнице, опираясь на шершавые каменные стены. Вместе с мамой меня встретил запах грибного супа.
– Еще пять минут и к столу, – сообщила она, приветливо чмокнув в щеку.
– Я никуда не тороплюсь, – призналась я, подходя к дребезжащему наностеклу.
У нее открывался прекрасный вид на ущелье – единственное место, где ветра оставляли нетронутыми деревья, почву и животных. Мы бережно хранили этот оазис, стараясь не заходить туда без надобности. Через секунду все заволокло желтой пылью. Я развернулась и прошла по мягкому ковру к столу. Это был дом, где я выросла. Здесь было родным абсолютно все. Высокие своды не давили пещерной тяжестью, а острые углы межкомнатных коридоров здорово с годами обтесались. Теперь это сверхнадежное и уютное помещение и вправду походило на аккуратно выеденные червем пазухи в спелом яблоке.
– Какие новости? Куда ты едешь? – наливая суп, спросила мама.
– Альберто нужна новая лаборатория, – вооружившись ложкой, ответила я.
– А что случилось с прежней? Опять воды?
– Нет, все сухо, но негде работать. Много нового оборудования.
Мама переживающе вздохнула.
– Он все еще хочет летать?
– Конечно, – причмокивая от удовольствия, продолжала я, – нам всем бы не мешало улететь отсюда.
Она задумалась и отошла