Вторник. №11 август 2020. Толстый, зависимый от дня недели и погоды, литературно-художественный журнал. Игорь Михайлов
их или как, но только она нам продукты приносила, целые такие пакеты объёмные. Отец хмурился, мать отказывалась, но куда денешься: жить-то как-то надо. Родительница эта пакеты с молоком, консервами, крупами разными молча оставит в прихожей и уйдёт. Галина Ивановна, кажется, её звали.
Кирилл перевернул и поставил свою чашку дном на блюдце и уставился на рисунок кофейной гущи. Сказал задумчиво:
– И зачем я это всё вам рассказываю. Я никому не рассказываю, а вы меня разговорили, будто в поезде попутчик.
– Ну и хорошо, – сочувственно улыбнулся Юрий Кириллович. – Так легче…
– А мне не надо легче, – вдруг резко возразил юноша. – Так расслабляешься, силу теряешь, а мне её набирать надо.
– Зачем? Ты и так вон какой сильный.
– Вы что думаете, я не вернусь туда?
– На Донбасс?
Кирилл кивнул.
– Сейчас? Зачем? Там же война…
– Правильно, война. Вот мне и надо на войне быть, а не болтаться здесь, как дерьмо в проруби. Там людей убивают, а я, думаете, буду, как все вы, спокойно тут дышать. Да у меня теперь гарь нашего дома до конца жизни будет в горле стоять.
Юрий Кириллович слушал и вдруг вспомнил, как каждый день, каждую минуту после гибели сына винил себя, что проглядел беду. И разве это можно оправдать своей погружённостью в творчество. Да в первый год ни кисть, ни карандаш в руки не мог взять, ни пластилин, ни глина не слушались. Будто потерял всё, разучился. Инфаркт на ногах перенёс. Да и вряд ли сам жить остался бы, коли бы не дочь да жена. Глядел он теперь на нового своего юного знакомца и думал: нет, в лепёшку разобьюсь, а парня этого спасу.
А Кирилл продолжал горячо:
– Я бы и тогда не уехал… просто со мной в тот момент что-то такое случилось… ну, короче, крыша поехала. Кто меня и как с нашего девятого этажа утащил, ничего не помнил. Всё как в бреду. Что-то соображать стал, когда возле моей больничной койки московская тётушка оказалась, мамина сестра. «Тётя Клава, говорю, ты откуда?» – «Забираю тебя, сынок, забираю из этого ада кромешного…»
Он опустил голову, вздохнул тяжело:
– Ну всё, я пойду.
– Ещё кофе? – растерялся Юрий Кириллович.
– Нет, спасибо, не надо, – Кирилл отодвинул от себя чашку. – Наговорил вам, как в поезде попутчику. Теперь разошлись и забыли.
– Ну почему же забыли?
– Да потому! – Кирилл поднялся из-за столика. – Всем здесь в Москве, и в Киеве, и везде десять раз наплевать, как нас там убивают. Что я вам, глаза открыл, что ли? Хотели бы знать – набрали бы в интернете «Новости Новороссии». Там всё есть про нашу войну. Про батальоны этих уродов-укропов-карателей. И про то, что они творили, когда в наши города заходили. Про то, как… Нет, всё! Ушёл я…
– Подожди, – встал и Юрий Кириллович. – Я же тебе работу предлагаю. Иначе как в Москве-то прожить. Тётушка твоя, тётя Клава, что, уже на пенсии?
– А я работаю. Что ж вы думаете, я у неё на шее сижу? Я по ночам на вокзале