Фантомные боли. Мария Северская

      Friday, January 6, 2012

      С некоторых пор я перестал любить вечера. Они тянутся, словно струйка хорошего, правильного меда из ложки, если ее перевернуть, тянутся… Один вечер перетекает в другой. День проглатывается, тонет в желто-оранжевой медовой лужице.

      Все обещаю себе, что буду больше гулять. Но город исхожен вдоль и поперек – куда еще идти? Перебраться в другой? И снова обживаться, привыкать, свыкаться… Вечный бег.

      Праздники прошли мимо. С тех пор, как уехал из России, всегда так.

      Вроде гнался за жизнью, а в итоге иду по ее краю…

      В мастерской холодно. Я бы даже сказал, стыло. Склеп с большими светлыми окнами. Склеп, залитый светом. В Москве столько света не бывает. Разве что летом. Но летом из Москвы лучше уезжать…

      Всего каких-то полторы тысячи километров с хвостиком, а миры разные.

      В этом мире я. В том – она.

      Порой я закрываю глаза и представляю картинку: московский вечер, холодный трамвай, сидящая у окна девушка – кутается в шарф, прячет кисти рук в рукавах куртки – она вечно забывала купить себе перчатки, и сколько бы я ей их не дарил, неизменно куда-то девала. Теряла, наверно. Водитель объявляет остановки, трамвай мотает на стыках рельс, она смотрит на тянущиеся за окном старые районы, грязный снег, замерзших прохожих. Хмурится, кусает губы. В трамвай заходят все новые пассажиры, а ей ехать до конечной. От конечной до конечной. Целый час пути…

      Часто я спрашиваю себя, какой бы она была, если бы жила здесь, со мной. Часто я пытаюсь представить, какой она стала там – без меня. И не могу.

      Оставить комментарий:

      Princessa_krovi:

      Вы так сильно ее любили?

      Fly:

      Видимо, недостаточно сильно, раз позволил себе ее потерять.

      Москва, август-октябрь 1995 года

      Лето подходило к концу. Теперь приходилось наглухо застегивать куртку, иначе на скорости, – когда они гоняли на мотоцикле по городу, – ветер пробирался к самому сердцу, рвался в него, просил впустить.

      Она давно привыкла к вихляющему под ней сидению, к несущейся под колесами серой полоске асфальта, к спутанным волосам и слезящимся глазам. Ей нравилась скорость, ведь в эти минуты она имела полное право обнимать Ника. И даже прижмись она особенно сильно, особенно интимно, он ни за что не заподозрил бы ее любви.

      Открыться – значило навсегда потерять его дружбу. Так ей казалось. Утратить возможность говорить с ним, приходить в любое время к нему домой, пить чай на его кухне, бродить по парку с его псом. И, конечно же, лишиться права на скорость.

      Лисенок твердо решила: она во что бы то ни стало получит права. Как шестнадцать исполнится, в тот же день. Жаль, что раньше нельзя, ведь благодаря другу, вождение