Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки. Игорь Матрёнин
наказание за такие крамольные слова…
Русь, любя называет меня «собиратель Эн Ха». Для непосвященных довольно странная «погремуха»… Ведь общеизвестно, что стандартная аббревиатура «эн ха» означает не что иное, как «неизвестный художник». Рисовать же (прошу простить великодушно – «писать») ваш покорный слуга умеет лишь капельку лучше, чем самый великий комбинатор и «спонтанный» художник Остап Бендер. Но те, кто меня знает хоть лучше, чем чуть-чуть, понимают – речь идёт о том, что Игорян «барахольщик» похуже самого очкарика Джона Леннона, а он, как известно, собирал совершенно непостижимый хлам, причём в обязательных трёх экземплярах. Итак, я коллекционирую монеты, значки, кассеты, диски, винил, книги, распечатки статей из интернета, старые письма, заметки, билеты на концерты, кино и балеты, коробочки, игрушки, школьные дневники, журналы, рок-энциклопедии, порнуху… А загадочное НХ означает всего-то лишь… «невероятная ху…ня». А я – собиратель вот этой самой невероятной ху…ни! Руськ, а я согласен!
Следующее меткое «погоняло», подаренное мне хулиганом Русланом это Обломов. Зная, сколько женских сердец я погубил своей «сексуальной харизмой», а затем хладнокровно «обломал» законные претензии дам на страстные объятья, он нарёк меня знаменитой «гончаровской» фамилией, вложив в неё иной, шутовской привкус. Знайте же, неискушённые девицы, ваш ленивый Игорян – ещё тот знатный динамщик!
А Русь же не прекращает проказничать! Вот совсем недавно предложил очередную «дурищу» на суд истории, дескать, «полтергей», это, по аналогии с пугающим «полтергейстом», не что иное, как дух умершего гея, являющийся к нам мстить за притеснения и гонения тут, на жестокой земле. Эх, Русьман, это ж так неполиткорректно…
Да вот он и сам, снова чересчур развесёлый от пяти пива, бежит через коридор общаги в шаркающих, развалившихся тапчушках, и напевает в своей блаженной манере: «Броня крепка и тапки наши быстры!». Молодчага, брат, никогда не сдаваться, и дурить ещё веселее!!!
В летнем парке зима
Город Чкаловск, откуда родом любимый мой папа, был всегда для меня жутковатым приключением, но, слава богам, без летального исхода. Приезжал я в этот маленький, сонный городок каждое лето на каникулы и со сладким ужасом проходил инициацию в мире шпаны, шлюх и шальной, пьяной свободы.
Там, в каменном Нижнем Новгороде, всё и всегда заканчивалось довольно страшненько и некрасиво – расквашенный нос, выпотрошенные карманы, гадкие угрозы и подлая зависть «гопья»́к музыкальному мальчику с симпатичной мордашкой. В Чкаловске было по-иному. Нет, опасность, конечно же, присутствовала всегда, но тут всё можно было решить личным, так сказать, обаянием.
Всё забываю спросить моих любимых предков, осознавали ли они, куда отправляли своего домашнего мальчика, что за «чудеса» наблюдал их малыш, и в каких мероприятиях принимал заинтересованное участие?
Шлялся я по томным вечерам, в основном, с бесстрашным приятелем Эдиком или в одиночку, что особенно