Тайна Нереиды. Роман Буревой
как? – Пизон нахмурился. Никто не знает, чего можно ожидать от гениев.
Сообщение Криспины ему очень не понравилось. Очень.
Проснувшись, Летти долго лежала в постели и вспоминала вечер накануне. Лишь третий оклик педагога [16] заставил ее подняться. Эту сухопарую перезрелую девицу, которая уже три года изводила ее придирками, Летти терпеть не могла. Что может быть хуже дотошного педагога, который обо всем доносит матери?
– А я знаю, что ты уже не девственница, – сообщила педагог, поджимая губы.
– Я тоже это знаю, – отвечала Летти, пережевывая фаршированное яйцо. – И Сервилия знает. Так что можешь не беспокоиться на этот счет.
– Я бы ни за что не легла с таким уродом. Бр-р…
Летиция швырнула фаршированное яйцо, метя в голову старой девы, но промазала. Ну вот, сейчас эта фурия побежит жаловаться матери.
Разумеется, Летиция опоздала в лицей, а на уроках думала лишь об Элии и о том, что было между ними. Ее тело помнило минуты вчерашней близости. Их первое соединение было и не любовью вовсе, а чем-то вроде жертвоприношения – они ломали свои судьбы наперекор Фатам. Иначе было вчера: еще не любовь, но уже страсть и вожделение. Для Летти это было внове – и для души, и для тела. Она смотрела на знакомых мальчишек, и думала о том, что никто из этих неоперившихся птенцов не может сравниться с Цезарем. Несколько часов назад ее тело принадлежало Элию. Ее грудь, ее бедра, ее лоно помнили эти мгновения. Порой начинало казаться, что мальчишки слышат ее мысли – она ловила на себе их слишком внимательные взгляды.
Она ушла с занятий, и долго бродила по Риму, прикидывая, не поехать ли к Элию в Тибур. Поехать хотелось безумно. Она даже остановила таксомотор, но тут показалось, что кто-то следит за нею, и Летти отпустила машину. Ах, как трудно совладать с собственными желаниями. Как хочется их немедленно исполнить и…
«А что если выйти на арену Колизея и сделаться исполнительницей желаний»?
Сейчас ей все под силу. Даже это. Вот только Элий не одобрит ее выбор.
Она вернулась домой и до вечера пролежала в кровати, вспоминая миг за мигом вечер накануне. Потом вскочила, намазала помадой рот. На листе розовой почтовой бумаги отпечаток ее губ приобрел фиолетовый оттенок. Цветным стилом она вывела наискось «Элий» а дальше исчиркала всю страницу восклицательными знаками. Запечатала письмо и помчалась на почту. Завтра утром Элий получит ее послание. Конечно, это идиотский поступок. Но Летти знала, что Элию ее выходка понравится.
Ему нравились контрасты – ум в сочетании с наивностью, неискушенность – и вместе с тем страстность. Летиции казалось, что он сам сказал ей об этом. Или она догадалась?
«Элий, Элий, Элий», – напевала она, вприпрыжку возвращаясь с почты и одаривая встречных полубезумной улыбкой.
И вновь показалось, что кто-то идет следом. Страх охватил ее, мгновенный, удушающий. Она запаниковала, повернула назад. Остановилась. Нырнула в подвальчик, украшенный заманчивой вывеской. В кофейне было прохладно и тихо. Жужжали вентиляторы, пото
Педагог в Древнем Риме – раб, провожавший детей в школу и следившей за их учебой. Во Втором Тысячелетии это человек, разумеется, свободный.