Кэш. Артур Батразович Таболов
же вспомнил надгробие Гольцова и поправился: – Или гений. Черт их разберет!»
Он никак не мог придумать, с чего начать разговор, но Фрол невольно помог вопросом:
– Как ты меня нашел?
– Подсказал монашек с Ваганьковского. Иероним.
– А, Ерёма! – заулыбался Фрол. – Божий человек, всё молится за меня. А того не может понять, что у каждого свой путь к Богу. У него вера и церковь, у меня это вот, – щелкнул он по стакану. – Ты пьешь?
– Случается.
– Тогда поймешь. Замечал, как бывает, когда наберешься под завязку? Ничего нет, есть только горние выси и ты один на один с Ним. И паришь там, паришь. Всё внятно, никаких загадок. «И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье», – с чувством продекламировал Фрол. – Это Пушкин. Говорят, он не пил. А я так думаю, квасил по-черному. Уедет к себе в Болдино и поддает. А иначе откуда бы он всё это знал?
– Гений, – неопределенно отозвался Панкратов.
– Вот! – почему-то обрадовался Фрол. – А кто такой гений? Тот, кто общается с Ним. Иногда. Часто нельзя, человек не выдерживает.
– А похмелье? – полюбопытствовал Панкратов, которому случалось выпивать со всеми вытекающими последствиями.
– А что похмелье? Если ты побывал в раю, справедливо, если после этого посидишь в аду. За всё нужно платить, закон природы. Погоди, подзаправлюсь… – Фрол пропихнул в себя еще полстакана водки, отдышался и оживленно продолжал: – Ерёма говорит, что в меня вселяются бесы, когда бухаю. Нет, они вселяются, когда завязываю. Терзают, суки. А почему? Хотят вытравить память о том, как я был с Ним. Но ничего у них не выходит. Это остается тут, – Фрол постучал себя по лбу корявым пальцем. – И тут, – постучал по груди. – А главное тут – в руках. Ты думаешь, я сам решаю, что из камня убрать, а что оставить? Нет, Он. Я всего-то инструмент в Его руке. Такие дела.
– Сколько вам лет? – спросил Панкратов.
– Сорок. Нет, сорок уже было. Сорок один. Или сорок два. Не помню.
– Вы учились скульптуре?
– Этому не учат. Это или есть или нет и никогда не будет. Когда-то учился в Суриковском. Давно. На третьем курсе мои работы похвалил Неизвестный. Эрнст Неизвестный, слышал про такого? Сказал: в парне есть искра Божья. После этого меня из института поперли.
– За то, что похвалил Эрнст Неизвестный?
– Да нет, за пьянку.
– А потом?
– Потом пошла жизнь. Нужно было кормить семью. Так и стал камнерезом.
– Семья сохранилась?
– Куда-то исчезла, ничего про неё не знаю. А ты, мужик, кто? Повадка у тебя ментовская.
– Нет, я не из милиции. Я сам по себе. Один человек рассказал мне, что вы разговаривали на могиле Гольцова с живым Гольцовым. Было такое?
– Ну да, было. А что?
– Я хотел бы кое-что уточнить. Посмотрите на эти снимки…
Панкратов убрал со стола пустые бутылки и выложил штук тридцать фотографий. Накануне он полдня просидел за компьютером, скачивая