Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок. Владимир Бурбелюк
и совершенно не развитым «бродягой», который не то чтобы семилетку, а и четыре класса с трудом прошел, большей частью в школьном коридоре. Такая странная, крепкая мужская дружба, да еще при доминировании в ней отца Валеры, вплоть до его скоропостижной кончины в «северной командировке», была непонятна ему, вплоть до самых невероятных подозрений.
Сейчас, слушая дядю Витю, Валера старательно впитывал всю информацию, которую широко раскидывал перед ним Заря, стараясь ничего не забыть, а кое-что даже творчески домыслить и сравнить.
– Дядь Вить, все будет нормально, чего раньше времени гоношиться. Разберусь я с этим по ходу пьесы! – наконец, как бы завершая нотации, сказал усталым голосом Валера.
– Нет уж, я тут еще на два дня тормозну и буду тебе каждый день спускать! Ты идешь серьезно, а я не допущу, чтобы запороть такое дело. Мало того что я вписался за тебя и мне держать ответ за любой твой косяк, мне надо, чтобы ты встал на ноги, стал настоящим вором! Пора уже! Скоро сорок лет стукнет! Скоро общество сделает подход на тебя!
Валера вздохнул, хотел было сказать, даже попросить, чтобы отпустили его на два-три дня смотаться в Край, где жила его первая и единственная любовь всей жизни – Надя и его дети, девочки, близняшки, которых он еще ни разу и не видел со дня освобождения, но передумал, хотя рвался туда отчаянно. Заря понимал его, но отказал бы ему в этом, не тот он был человек, чтобы следовать чувствам и эмоциям.
– Ты знаешь, дядя Витя, не очень-то я вижу перспективу! – вдруг ни с того ни с сего сказал Валера и тут же пожалел об этом. Виктор Павлович вскинулся, внимательно посмотрел на крестника и вдумчиво спросил:
– Ты о чем? О жизни или о себе? Ты делай, что надо делать, и будь что будет! Гнетет тебя, вижу, разлука. А ты пересиль себя, будь мужчиной!
– Меня и так все это подрезало!
– Да что же тебя так подрезало, что ты скулишь, как шавка? Валера, только не примешивай здесь ее! Укрепись в делах, а потом можешь ехать к ней.
Изо дня в день, закрепляясь в своем новом статусе, выполняя когда простые, а иногда замысловатые поручения «смотрящего», Ищи был принят в узкий и малодоступный мир криминального Ленинграда. Поставив в известность, еще в «северной командировке», о желании войти в семью, сообщество, стать «при своих», он знал, что уже не одна пара глаз начала наблюдать за ним, его поведением, его окружением, готовясь составить мнение к принятию «полноты» для него, или «коронации». Однако просвета в делах не предвиделось, и он оттягивал и оттягивал свою поездку, не выпуская из головы мысль, хоть как-то устроить свою жизнь с Надей и детьми здесь, в Питере, а пока шла только переписка, как в колонии, только почаще и более обстоятельно.
Все годы в заключении он жил только одной-единственной мыслью о Наде и детях, постоянно испытывая глубокое чувство вины и раскаяния от того, как надломилось и сломалось счастье, когда очутился в клетке зала суда. Потом он узнал, что однокурсник Нади по Всесоюзному институту физической культуры имени Лесгафта хитростью, силой и принуждением заставил выйти за него замуж.