Настоящая принцесса и Снежная Осень. Александра Егорушкина
раскованные, особенно та, с ногами.
Это сколько же они народу за двадцать минут допросили? Длинную Нину-Резину, Левушку, еще кого-то… Прямо конвейер.
– Лиза, ты, наверно, читать любишь, да?
– Ага, – брякнула Лиза. – Очень.
Слова из горла не шли ни в какую – очень уже страшно было рядом с Паулиной, которая еще летом чуть не убила Лизу с Инго. Правда, бывшая герцогиня Лизу явно не узнавала и вообще вела себя как обычный человек – ободряюще кивала, гремела бусами, умащивалась на диване, поглядывала на мигающий огонек диктофона. Ой, да у нее же и сердце стучит, как у нормальных людей, а тогда вообще как мотор жужжало, даже когда она летала! Может, все-таки не она?
– А какие у тебя любимые книжки? – встрял Эдуард Федорович, подробно разглядывая Лизины веснушки.
– «Мио, мой Мио», – Лиза чуточку оживилась. Все-таки про книжки говорить хоть с кем можно. – Еще мне «Ходжа Насреддин» нравится, особенно «Возмутитель спокойствия» – ну, это где он придворным целителем притворялся и Гюльджан спасал.
Эдуард Федорович почему-то выпятил мужественный подбородок и пошел пятнами.
– Очень хорошо, – похвалила Паулина. – А теперь расскажи нам про свою семью. Кто у тебя папа, кто мама…
Лиза затосковала: вот пристали, а? Лучше бы про «Мио» спрашивали, честное слово!
– Я с бабушкой живу, – кратко ответила она, а про Инго на всякий случай смолчала: в конце концов, всякие посторонние, кроме Южиной, его не видели.
Паулина и седогривый Эдуард Федорович многозначительно переглянулись.
– Лизина бабушка – председатель родительского комитета, – подобострастно сообщил директор. Алина-Паулина подняла соболиную бровь, и он запнулся на полуслове. Про родителей дальше спрашивать не стали. Или Игорь Сергеевич зачем-то все рассказал? Тактичные они, что ли?
– Ну а кроме чтения ты что любишь? Ты такая худенькая, бледненькая – спортом наверно, совсем не занимаешься, а? – допрашивал Эдуард Федорович. – Может, музыкой?
Лиза сжалась: соврать нельзя, директор все равно все знает.
– Угу, – буркнула она, глядя в пол. Хорошо хоть стихи с выражением прочитать не просят.
– Прекра-а-сно, – одобрил Эдуард Федорович. – Ну что ж, Алина Никитична, с моей стороны претензий нет. У девочки замечательная энергетика и чудесная аура. Лучшего и желать нельзя. Так, Лиза, а теперь подойди-ка вот сюда и повернись… Нет-нет, чуть-чуть левее. Прошу вас, Алина Никитична, снимайте.
Лиза мигнула от вспышки. Потом что-то зажужжало, и из Алининого фотоаппарата поползла карточка.
– Хочешь посмотреть? – милостиво предложила та. Лиза вытянула шею, увидела, как на белом квадратике проступает ее собственный понурый нос, растрепанные кудряшки и вытаращенные глаза (обошлось, не закрытые) – и вздохнула.
– Ну вот, с этой девочкой практически все ясно, – провозгласила Паулина, убирая фотографию в сумочку. – Глазки грустные… На сегодня, пожалуй, хватит. Иди, Лиза, на