Генералиссимус Суворов. Николай Гейнце
гусь с яблоками и оладьи с вареньем составляли меню этого обеда на солдатском новоселье.
Василий Иванович вынул из дорожной шкатулки затейливой заморской работы граненый графинчик богемского хрусталя и две серебряных чарки.
– Анисовой… – наполнил он одну из них и поднес генералу.
– Петровой… – протянул тот руку, но Василий Иванович быстро опрокинул ее себе в рот и, наполнив другую, поднес Аврааму Петровичу.
– У поляков научился, – засмеялся генерал.
– Угадал. Пан Язвицкий, сосед, с гостями всегда так проделывает.
– Это у них в обычае, чтобы показать, что напиток не отравлен.
– Вот как, а я не знал, думал, так балуется.
Старики выпили по второй и отдали честь как деревенской провизии, так и кулинарному искусству матушки-попадьи.
– Уф! – отдувался после доброго десятка оладий Василий Иванович. – Об одном я покоен – Саша голоден не будет. Мастерица, мать-попадья, жаль муженька-то ее законопатили.
– А что? – полюбопытствовал генерал Ганнибал.
Василий Иванович рассказал.
– Печально, печально!
– У тебя нет ли среди духовенства влиятельных знакомств?
– Есть, как не быть.
– Похлопотать бы за него, может сократят срок и опять в приход определят.
– Похлопотать можно, отчего не похлопотать, – сказал Авраам Петрович.
Вскоре Василий Иванович стал заметно дремать и Авраам Петрович распрощался и ушел. Василий Иванович залег на боковую. Саша уселся с книгой у окна.
XIII. Первые впечатления
Василий Иванович Суворов пробыл в Петербурге после описанного нами дня около двух недель. Он удостоился лицезреть обожаемую монархиню и был обласкан ее величеством, как все оставшиеся в живых «птенцы гнезда Петрова».
За последние дни Василий Иванович редко виделся со своим сыном, уже надевшим солдатский мундир и совершенно отдавшимся военной службе, предмету его давних мечтаний. Старик Суворов проводил время среди своих старых сослуживцев и знакомых. Им нередко сетовал он на упрямство сына, губящего добровольно себя и свое здоровье под гнетом солдатской лямки.
– Умней нас стали молокососы, не хотят послушать советов стариков, ни услугу принять от них… До всего-де сами дойдем… – говаривал Василий Иванович.
Слушатели одобрительно кивали головой.
– Вот у меня сынишка единственный… В чем только душа держится, худ, слаб… В солдаты хочу и баста… Вот теперь и солдат… Фельдмаршалом буду…
– Хе, хе, хе, хе… ишь куда метит! – иные добродушно, иные язвительно смеялись в ответ.
– А ты бы драл, дурь-то эту и мечтания вышиб… – советовали некоторые.
– Драл… Я бы и драл, кабы не мать покойница, царство ей небесное… Тиха была, тиха, а тронь сына – тигрица… А теперь поздно…
– Самому надоест… вновь-то оно любопытно, а потом вспомянет твои слова… слезное письмо пришлет, – слышались замечания.
– Вспомянет, может, и вспомянет, только не