КОТАстрофа. Мир фантастики 2012. Святослав Логинов
раньше обернешься так с удовольствием в волка – зубы – о! – Барсик Иваныч развел руки во всю ширь, как рыбаки, хвастающиеся пойманной щукой. – …лапы – о! – да по деревне гоголем… Псы цепные скулят, в будки лезут; бабы визжат, мужики с дубьем… с уважением и верой, стало быть… Красота! А чем дальше, тем хуже. Страху все меньше, и веры, стало быть… Мне как один пацаненок сказал: «Ты, мол, чего, дядь Борь, брешешь… нету никаких оборотней… технический прогресс мол, у нас на дворе… Электрификация всей страны, мол…» – так я потом тока с третьего раза обернулся… да и волк худой получился, облезлый какой-то… А после того волка и я росточком усох, да в плечах поужее вышел… Дальше – хуже… К Аделаиде уже котенком шклявым пришел; ну, у ней откормился немного, сметанкой да разговорами… душевная она была, Аделаида-то… А теперь я вон опять не пойми что…
Мужичок расстроенно махнул рукой. Артем промолчал, ошарашенно разглядывая Барсика Ивановича. Что он там про электрификацию-то говорил? То есть он еще во время революции уже…
– Да ладно, что я все о себе… – вздохнул Иваныч. – Я об Аделаиде хотел. Ты вот, молодо-зелено, знаешь, отчего призраками делаются?
– Ну… хм… – Артем кашлянул, прочищая охрипшее горло. – Наверное, когда в земной жизни чего-то не закончено…
– Вот молодежь, а! Небось, в книжке какой прочел?
– Ну…
– Тогда слушай. Объясню. Аделаида, когда жених погиб, все в это поверить не могла. Представляла его все время. Как будто он здесь по квартире ходит, с ней разговаривает. Аделаида тогда и видеть больше никого не хотела. Запрется наглухо и все со своим Петечкой придуманным разговаривает. И так месяц, два, три. Ну, я понял, что дело худо. Поговорил с ней со всей строгостью. Припугнул даже чуток. «Не смей, – говорю, – Ада! Ты понимаешь, что творишь? Ты себе призрака сотворяешь! Не его – не Петечку твоего настоящего – а морок. Ненастоящее, страшное своими руками лепишь. Воспоминания надо хранить, а не лепить из них призраков. Ты вот возьми ваши старые фотографии – и повспоминай иногда себе вдоволь – и Петечку своего, и себя, настоящих, там, в той жизни, много лет назад. Поплачь, если плачется. Только не тащи его из прошлой жизни сюда, не заставляй бледным да снулым по твоей квартире бродить. Ведь разве ж он такой раньше был, а? Зачем же ты сама его, любимого своего, живого, так жестоко и долго убиваешь?»
Иваныч вздохнул и замолчал, задумавшись.
– И что? – спросил Артем.
– Что-что. Поняла она. Не дура. Только вот я, дурень старый, не углядел, как она потом от тоски сама из себя двух призраков сотворила. Понял теперь?
– Не очень.
– Вот молодежь! – огорчился Барсик Иваныч. Задумался. Потом зевнул. – Слушай, молодежь, а чаю у тебя есть? А то все молоко да сметана, уже из горла лезет. Чаю бы с лимоном и баранками, а?
Жмурясь и отдуваясь, Барсик Иваныч с хлюпаньем потягивал горячий чай из водочной стопки.
– Лимона в следующий раз купи, – строго велел он, переведя дыхание, – и меду. Вот, молодежь…
– И баранок, – пообещал Артем.
– Ага-ага…
На улице светлело.