Список войны (сборник). Валерий Поволяев
хлеба и бутыль, заткнутую газетной пробкой, аккуратно расставил продукты на плащ-палатке.
Видя такое дело, из-за облаков выглянуло любопытное солнце, — интересно сделалось, чего там задумали неспокойные люди, откуда у них взялась бутылка?
Про кулеш, который притащил в ведре сержант, светило знало все, и про консервные банки тоже знало все, а вот насчёт бутыли не ведало ничего, и что там плескалось, тоже не ведало, раздёрнуло плотные серые облака пошире, забралось в прореху целиком, будто в таз для мытья.
Хорошо сделалось, когда земля осветилась тёплыми лучами, даже кот запрыгал, затопал по краю плащ-палатки, и у него на душе стало светло, за край Пердунок не забирался, знал, что за это можно получить по дырявой заднице, прореха тем временем раздвинулась ещё больше, сделалось не только светло, но и тепло.
Вот что значит лето. Холод в эту пору вообще не держится, отваливает в сторону, освобождает место теплу, если где-то он и зависает, то ненадолго.
В центр плащ-палатки Соломин поставил ведро с кулешом.
— А сил у нас, Коля, хватит, чтобы столько съесть? — старшина сделал неуверенный жест пальцем в сторону ведра. — А?
— Нам помогут, — туманно отозвался на замечание Соломин.
— Кто?
— Увидишь. Ровно через десять минут.
— Загадками что-то говоришь, Коля.
— Весь в тебя, Сергеич, — коротко хохотнул Соломин, — ты же мой лучший педагог, у тебя всему и научился.
— Ладно, ладно! — старшина сделал взмах рукой, осаждая красноречивого сержанта. — Разберёмся во всём и дадим соответствующую оценку.
Соломин снова хохотнул — характер он имел весёлый:
— Что-то ты заговорил, как политрук с первой батареи.
Старшина махнул рукой ещё раз, давая понять, что продолжать беседу на «общеполитические» темы не намерен — хватит, мол.
Хватит, так хватит. Соломин подчинился старшему по званию.
Солнце, любопытное, ласковое, заполнив один раз прореху, больше не пряталось, так и сидело в этой прорехе, наблюдало за людьми: интересно, что же произойдёт дальше; кот задирал голову, косил зелёными глазами на светило, подставлял под лучи то один бок, то другой — пробовал выкурить из лохматой шкуры блох, да все попытки его были неудачными — блохи, конечно, тоже любили тепло, но вылезать из шкуры не собирались… Пердунок же, надо отдать ему должное, сдаваться не желал, переворачивался на спину и катался по земле, как баран, давя вредных насекомых…
В общем, жизнь вся, — что у людей, что у животных, — проходила в борьбе.
Ровно через десять минут, — с точностью хороших часов, — за изгородью клуни послышался звонкий серебряный смех, старшина, успевший скрыться в клуне, пулей вылетел обратно, распустил своё подбористое жёсткое лицо, маленькие глазки у него засияли лучисто: это ж такая диковинка на фронте — девчата… Они только при крупных штабах и водятся — связистки.
Метнувшись к дверце изгороди, старшина широко распахнул