Рассказы. Олеся Мовсина

      ©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

      Девочка-девочка

      Собака подняла тощую ногу и звучно помочилась в песочницу. Первой опомнилась мамаша в синем ничего не выражающем спортивном костюме. И набросилась на хозяина:

      – С ума сошли, мужчина! Заберите своего пса!

      Хозяин промолчал.

      Тогда включилась вторая, в роскошном леопардовом балахоне с рынка:

      – Превратили двор чёрт знает во что. Штрафовать вас всех! – и возмущённо высморкала своего ребёнка.

      Мужчина ухмыльнулся и свистнул пса. Некоторые дети вокруг залаяли, тыча пальцами в знакомое животное.

      Катя присела с Лизой на локте и стала брезгливо выбирать из песочницы игрушки.

      – Ещё и без намордника, – по инерции приклеила она к выступлению мамаш.

      – Да есть у нас намордник, – наконец отозвался мужчина лениво. – Только он нам велик. Да, Гердуся? Что делать, если мы такие миниатюрные?

      – Тогда пристрелите свою Гердусю, – сквозь зубы прорычала леопардиха.

      Мужчина услышал и обиженно запрядал усами.

      – Лучше б учили своих деток любить живую природу, мамаши. А то вон! Злые все стали – куда ни придёшь, отовсюду собак гонят. Что за злоба, я прям удивляюсь. А собаки, между прочим, очень мирные. Собаки добрее людей.

      – Кажется, Гитлер тоже что-то в этом роде говорил, – Катя язвительно бросила последнюю формочку в пакет и оглянулась, ища коляску.

      Розовая Лизука кукольно хлопала глазками, уже, кажется, желая есть и спать. Коляску Катя обычно оставляла на краю площадки (чтобы не мешала), пристёгивала к дереву (чтобы не увели). В правой руке держа дочь, а в левой мешок с игрушками, Катя подошла и тихо вскрикнула: в её, в Лизиной, коляске спал ребёнок, девочка. Наверное, кто-то перепутал коляски – она оглянулась. Рядом никого. Но снова взглянула на спящую и тут закричала: не громко даже, но изумлённо-тоскливо, так что напугала и Лизу, и мамаш, и даже толстокожего собаковода. В коляске лежала Лиза, ещё одна Лиза, точно такая же, как её собственная, как та, что сидела на её правой руке.

      Есть логика яви и логика сна. То, что приемлемо для одной, – для другой за семью печатями. И наоборот. Они, как неудавшаяся пара, всего лишь копируют друг друга из-за угла, но не смеют вторгнуться в чужие владения. И если сон говорит с тобой скучным, прозаическим языком, полным бытовых подробностей и деталей, – жди. Приходишь ли ты с работы, открываешь дверь ключом с надоевшим треснувшим брелочком, вешаешь куртку, сталкиваешь ботинки, не расшнуровывая как всегда, идёшь в ванную и моешь руки ромашковым жидким мылом, которое покупаешь обычно в мелкооптовом гипермаркете – ёлки-палки – жди хотя бы того, что мыло вдруг станет синим, потечёт тебе за шиворот, а у ног твоих окажется ведро с битым стеклом или хоть с тараканами.

      И ждёшь.

      Так и явь – если она начинает капризничать и вести себя как сон, хочется её пристыдить и образумить: «Милостивая государыня».

      Когда Егору позвонила жена и выговорила в трубку несколько раз икающим шёпотом: «Лиза-Лиза», он понял, что с дочерью какая-то беда. К беде Егор всегда готов, просто верить не хочется, что это она.

      – Сейчас я приеду, только скажи – что?

      Катя объяснить не могла.

      – Это так странно, у меня…

      Ладно, странно – хотя бы не страшно. И он поехал домой.

      И вот на бегу, жадно – в редкую растерянную толпу возле дома:

      – Что?

      Одна захмыкала:

      – Вот, ребёночка не то украли, не то подкинули.

      Вторая уточнила:

      – Да-да, девочку.

      Исчерпывающая информация. Третья:

      – Мамаша сама какая-то чудная: то орёт – не мой ребёнок, то наоборот, вцепилась – мой. Хотели в милицию…

      – Валь, тишь, это ж сам муж.

      Ох эти бабки.

      – Я и говорю, подменили ребёнка.

      Чёрт.

      – Где?

      – Да домой пошли.

      Первое, что увидел Егор, открыв дверь, – Катю с улыбающейся Лизой на руках. И сразу дрожь из пальцев выпала, отлегло. Но лицо у жены? Разве…

      Он выхватил у неё дочку, уже спокойнее стал осматривать, ощупывать.

      – Что же случилось? Лизука…

      Катя тоскливо покачала головой:

      – Нет, Егор, наша Лизука там.

      Сквозь щель приоткрытой двери желтел краешек детской кроватки. Там дочка обычно спит днём. Не понял.

      Он шагнул в комнату с ребёнком на руках.

      – Только не буди, – и голос у Кати споткнулся, ударился о край двери.

      – Я-а-а