Рейд «Черного Жука» (сборник). Алексей Горяйнов
из подсумка сыр. Тогда Андрей-Фиалка приблизился ко мне и спросил:
— Мне вернуться, «поговорить» с ним, скородье?
Я как раз думал, может ли дед Епифан указать наш путь. Дед чем-то растрогал меня. Но так «обычно» и тепло спросил у меня Андрей-Фиалка: «мне вернуться», «поговорить», «скородье».
Меня радует то обстоятельство, что Андрей-Фиалка наконец помирился со мной.
— Только знаешь, Андрей, его куда-нибудь в сторонку, чтобы не сразу нашли.
— Соображаю, скородье, — понятливо ответил Андрей.
Артемий, очутившийся почему-то рядом с нами, подтвердил со скрытой неприязнью:
— Соображает… я прямо скажу, Андрей — сообразительный человек.
Артемия, видимо, тоже заинтересовала судьба деда Епифана.
Андрей повернул назад. Монашек с черкесским поясом пропел ему вслед:
— Вот тебе и прожарился в крематориях.
Артемий сотни две шагов молча едет со мной плечо в плечо. Потом притворно вздыхает и говорит:
— Послала она меня за вами, упокойница. Я из больницы вышел, повертелся с часок. К вам, прямо скажу, не пошел. С чего, думаю, занятого человека для ради пустяка тревожить. Прямо скажу, не из-за чего. Какое дело — бабе при смертушке захотелось на человека облюбимого глянуть…
Незаметно я нажимаю коня шпорами. Лошадь вздрагивает и трусит быстрее. Но Артемий не хочет отставать.
— Вернулся к ней. Не нашел, говорю. А она мне шепотом, голосу, я прямо скажу, уж лишилась: «Артемий, — шепчет, — ты не обманываешь? Может, он не хочет на меня взглянуть?.. Упроси, умоли его — смертушку он мне облегчит…» А я так думаю, вы все равно не пошли бы, как? — пытает он.
Я отрезаю:
— Нет.
— Не пошли бы? — удивленно восклицает он.
— Нет, — снова отрубил я.
Артемий, скрывая зло и странную ревность, поспешно соглашается.
— Я прямо скажу, поэтому большей частью я и не пошел. На кой, думаю, от дела человека отрывать.
Я знаю: Артемий, догадываясь о моей связи с покойной Маринкой, «отомстил» и ей и мне тем, что не позвал меня к ней в больницу.
Кончилось мое скверное настроение.
Я чуть было не распустил нюни перед большевиками: этак, мол, вы на меня и на моих людей подействовали отрезвляюще, что мы чуть не расшаркаться готовы и перед вашей стальной напряженностью встанем «смирно», руки по швам.
Все это чушь. Доля, искорка подленькой робости моей и растерянности.
Отрезвила меня общая ненависть к большевикам, которая царит в России.
А эту общую ненависть к большевикам я узнал из тех писем, что отобрал у кольцевого почтальона, захваченного цыганом.
Несколько писем людей, явно настроенных по-большевистски, я отбрасываю. Беру только отменно интересных три письма. Я записываю себе адресатов. Это письма настоящих русских людей, которые жили всегда с одной психологией: «Чужое именье уважай, своего не давай».
По таким людям всегда мерили и будут мерить Россию. Большевикам