Тысяча сияющих солнц. Халед Хоссейни
сказал он. – Через час уже совсем стемнеет.
– Я привыкла к темноте.
– Становится холодно. Давай я отвезу тебя домой. А хозяину передам, что ты приходила.
Мариам смотрела на него, не произнося ни слова.
– Я могу отвезти тебя в гостиницу. Выспишься. А утро вечера мудренее.
– Пустите меня в дом.
– Не велено. Послушай-ка, никто не знает, когда хозяин вернется. Может, через несколько дней.
Мариам скрестила на груди руки. Водитель вздохнул и посмотрел на нее с мягким упреком.
Впоследствии Мариам частенько задумывалась о том, как сложилась бы ее жизнь, если бы она позволила водителю отвезти ее обратно. Но этого не произошло. Целую ночь она провела у дома Джалиля. Она видела, как небо темнеет и вдоль улицы ложатся длинные тени. Служанка с татуировкой вынесла ей миску риса и кусочек хлеба, Мариам отказалась, и служанка поставила миску прямо на землю. Время от времени на улице слышались шаги, скрипели двери, звучали приглушенные слова приветствия. Зажглись окна. Залаяли собаки.
Проголодавшись, Мариам съела хлеб и рис. В садах стрекотали сверчки. Освещаемые бледной луной, над головой скользили облака.
Утром оказалось, что ночью кто-то прикрыл ее одеялом.
Разбудил ее водитель.
– Ну, хватит. Хорошенького понемножку.
Бас. Пора отправляться домой.
Мариам протерла глаза. Спина и шея ныли. – Я уж дождусь его.
– Ну-ка, посмотри на меня. Джалиль-хан велел немедля отвезти тебя домой. Прямо сейчас. Поняла? Сам Джалиль-хан так распорядился. – Водитель распахнул заднюю дверцу: – Биа. Садись в машину.
Глаза у Мариам защипало.
– Я дождусь его.
– Позволь, я отвезу тебя домой. Поехали, дохтар-джо. – Шофер вздохнул.
Мариам поднялась с земли, пошла вслед за ним – но в последнюю секунду метнулась в сторону и бросилась прямо к калитке. Водитель успел ухватить ее за плечо, но она вывернулась и ворвалась в открытую дверь.
Миг – и она уже у Джалиля в саду. Перед глазами мелькнули стеклянные стенки, за которыми что-то росло, гроздья винограда, свисающие с деревянных подпорок, облицованный серым камнем пруд, плодовые деревья, кусты, усыпанные яркими цветами…
И тут в окне второго этажа она увидела лицо. Глаза широко раскрыты, рот разинут. Ей хватило мгновения, чтобы узнать. Моментально опущенные шторы ничего уже не могли скрыть.
Чьи-то сильные руки ухватили ее под мышки и оторвали от земли. Мариам затрепыхалась, галька посыпалась у нее из кармана. Пока ее волокли к машине и усаживали на холодное кожаное сиденье, она билась и кричала.
Шофер говорил негромко, полушепотом. Мариам его не слушала. Всю дорогу она проплакала. Это были слезы боли, слезы гнева, слезы разочарования. И глубокого стыда. Как она готовилась к встрече, как огорчалась из-за хиджаба не в тон, как шла до Герата пешком, как отказалась уйти домой, как спала на улице, будто бездомная собачонка!
А ведь Нана ее предупреждала. И была права во всем.
Сможет ли она теперь смотреть матери в глаза?
У