Вознесение Габриеля. Сильвейн Рейнард
может стать худо, но поверь мне, Габриель, никто не смог бы презирать меня сильнее, чем я сама.
– Джулия! – Габриель даже застонал. – У меня нет к тебе ни капли презрения. Что бы ты ни делала в прошлом, это не имеет значения. Никто не заслуживает подобного обращения. Ты слышишь меня? – Его глаза пылали ярко-синим, опасным огнем.
Джулия закрыла лицо ладонями:
– Я хотела доставить тебе удовольствие. Но даже этого я толком сделать не могу.
Габриель нежно, но решительно отвел ее руки:
– Послушай меня. Поскольку мы любим друг друга, все, что происходит между нами, включая секс, – это дар. Не право, не обязанность, а дар. Теперь у тебя есть я. Так отпусти его.
– У меня в голове и сейчас звучит его голос, – призналась Джулия, смахнув одинокую слезинку.
Габриель покачал головой и слегка поменял положение. Теперь они стояли под самыми струями, и вода катилась у них по плечам.
– Помнишь, что я говорил в своей лекции о боттичеллиевской «Весне»? – (Джулия кивнула.) – Некоторые думают, будто «Весна» повествует о сексуальном пробуждении, а часть картины – это аллегория сватовства и брака. Поначалу Флора – пугливая девственница. Когда она беременеет, то обретает покой.
– Я думала, Зефир изнасиловал ее.
– Так оно и есть, – сказал Габриель и стиснул зубы. – Но потом он полюбил ее, женился на ней и превратил ее в богиню цветов.
– Не слишком-то достойная аллегория для брака.
– Согласен. – Габриель прокашлялся. – Джулия, даже если твой прежний сексуальный опыт был травматичным, ничто не мешает тебе сейчас вести полноценную сексуальную жизнь. Я хочу, чтобы ты знала: когда ты в моих объятиях – ты в безопасности. Ты не должна делать то, что не доставляет удовольствия тебе самой, включая оральный секс.
Габриель, одной рукой обняв ее за талию, смотрел, как горячая вода стекает по их телам вниз, расплескиваясь по плиткам пола.
– Мы спим вместе всего неделю. У нас впереди – целая жизнь, чтобы познать разные способы любви.
Потом он молча и нежно намылил ей губкой шею и плечи. Затем губка двинулась вниз. Рука с губкой то и дело замирала, и он целовал ее там, где только что мыл.
Габриель вымыл ей поясницу и две ямочки, после которых начинались ягодицы. Вымыл обе ноги, одновременно массируя их внутренние стороны. Он вымыл и ступни.
Никогда еще с Джулией так не нянчились.
Габриель не обошел своим вниманием шею и ключицы. Потом он мыл и ласкал ее груди, успевая водить губкой и целовать каждую из них. С предельной осторожностью он вымыл ей лоно. Его движения были не сексуальными, а исполненными благоговения. Направляя струи ладонью, Габриель смыл всю пену, застрявшую в завитках лобковых волос, после чего стал целовать и там.
Когда ритуал омовения был закончен, Габриель обнял Джулию и поцеловал, словно робкий подросток, – просто и целомудренно.
– Ты учишь меня любви. Наверное, и я тоже учу тебя тому же. Пусть мы оба несовершенны, но мы можем быть