Чернильная смерть. Корнелия Функе
что они пьяны после многочасового пира, какие любит задавать их хозяин.
Принц подозвал разбойников к стене, окружавшей деревню. Не стена, а одно название – несколько рядов плоских камней высотой по пояс. Лачуги тоже не могли служить укрытием. Медведь фыркнул и заревел, и тут же из мрака выступили фигуры: полтора десятка всадников с новым гербом Омбры на груди – василиск на красном фоне. Конечно, они не ожидали встретить здесь мужчин. Плачущих женщин, кричащих детей – это да, но никак не мужчин, к тому же вооруженных. От удивления они придержали коней.
Да, они пьяны. Значит, не смогут двигаться быстро.
Всадники колебались недолго. Они уже поняли, что перед ними всего лишь бродяги в лохмотьях, без доспехов и к тому же пешие.
Болваны. В бою важно не только снаряжение. Но они отправятся на тот свет, так и не успев этого осознать.
«Всех! – хрипло прошептал Хват на ухо Мо. – Мы должны убить всех до одного, Перепел! Надеюсь, твое нежное сердце это понимает. Если хоть один вернется в Омбру, завтра от этой деревни останется груда пепла».
Мо кивнул. Как будто он сам не знает…
Послышалось пронзительное ржание – всадники двинули коней на разбойников. Мо снова почувствовал – как тогда, на Змеиной горе, когда вонзил меч в Басту, – хладнокровие, ледяной холод в крови. Он был сейчас холоден, как иней на траве под ногами, и если боялся чего-то, то только себя. И тут раздались крики. Стоны. Кровь. Стук собственного сердца – оглушительный, бешеный. Рубить и колоть, вытаскивать меч из чужой плоти, чувствовать на одежде влагу чужой крови, видеть искаженные ненавистью (а может быть, страхом?) лица. К счастью, под шлемами почти ничего не разобрать. Многие солдаты были совсем юнцами. Раздробленные руки и ноги, разрубленные тела. Берегись, он сзади! Убей его. Быстро. Ни один не должен уйти.
Перепел.
Один из солдат прошептал это имя, когда Мо втыкал в него меч. Может быть, в последнюю секунду он думал о награде, которую дали бы ему в Омбре за труп Перепела, – куче денег, сколько не награбишь за целую солдатскую жизнь. Мо вытащил меч из его груди. Они явились сюда без панцирей. К чему панцири против женщин и детей? Как холодно становится от убийства, страшно холодно, хотя кожа горит и кровь кипит, как в лихорадке.
Да, они перебили их всех и сбросили трупы со склона. В лачугах стояла мертвая тишина. Двое убитых были из их рядов. Кости товарищей смешаются теперь с костями врагов. Хоронить их было некогда.
Черный Принц был ранен в плечо. Нехорошая рана. Мо перевязал его, как мог. Медведь сидел рядом и с тревогой косился на процедуру. Из лачуги вышел ребенок – та самая девочка, что рассматривала его шрам. Издали она была очень похожа на Мегги. Мегги, Реза – только бы они еще спали, когда он вернется. А то как он объяснит им кровь на одежде? Столько крови…
«Когда-нибудь ночи заслонят собой дни, Мортимер», – думал он. Кровавые ночи – и мирные дни. Днем Мегги показывала ему все, что описывала на словах в застенке Дворца Ночи: русалок с чешуйчатой кожей в заросших лилиями прудах, следы давно исчезнувших