Острые предметы. Гиллиан Флинн
когда я была ребенком, у мамы совсем не оставалось ресниц на красных и влажных глазах, воспаленных, словно у подопытного кролика. Они всегда слезились зимой, когда мама выходила на улицу, что, впрочем, случалось нечасто.
– Такое мне дали задание.
– Господи, ну и задание, – вздохнула она, и ее пальцы запорхали вокруг глаз. Коснувшись нижних век, она одумалась и положила руки на колени. – Родителям и так тяжело, а ты лезешь к ним с вопросами, чтобы потом растрезвонить о их беде на весь свет. «Уинд-Гап убивает своих детей!» – тебе хочется, чтобы люди думали это?
– Один ребенок убит, другой бесследно исчез. Да, я должна оповестить людей – такая у меня работа.
– Камилла, я знала этих детей. Пойми, что мне сейчас очень тяжело. Милые малышки… Кто мог их убить?
Я отпила коктейля. На зубах захрустел сахарный песок. Я не была готова разговаривать с мамой. По спине побежали мурашки.
– Я ненадолго приехала. Правда.
Алан подвернул рукава свитера, расправил шорты. В этом обычно и состояло его участие в наших беседах: то воротник расправит, то ногу на ногу положит.
– Мне просто невыносимо об этом слышать, – сказала мама. – Бедные дети. Не надо мне рассказывать, чем ты занимаешься, не пересказывай того, что узнаешь. Будем считать, что ты приехала на летний отдых. – Она провела пальцем по спинке плетеного стула, на котором сидел Алан.
– Как поживает Эмма? – решила я сменить тему.
– Эмма? – Вдруг мама забеспокоилась, будто вдруг вспомнила, что где-то оставила своего ребенка. – Нормально, она спит наверху. А что?
Судя по скачкам, доносившимся со второго этажа – из игровой комнаты в швейную мастерскую, оттуда – в столовую, к окну, из которого было хорошо видно веранду с тыльной стороны дома, – Эмма, конечно же, не спала, но я не сердилась на нее за то, что она меня избегает.
– Просто из вежливости, мам. Мы на севере тоже не грубияны.
Я улыбнулась, чтобы смягчить шутку, но она спрятала лицо, склонившись над бокалом. Потом выпрямилась, порозовевшая и полная решимости.
– Оставайся сколько хочешь, Камилла, в самом деле, – сказала она. – Но будь помягче с сестрой. Эти девочки учились с ней в одной школе.
– Я с удовольствием с ней пообщаюсь, – пробурчала я. – Очень ей сочувствую.
В последних словах была ирония, но мама ее не заметила.
– Будешь спать в комнате рядом с гостиной, своей бывшей комнате. Там есть ванна. Я куплю свежих фруктов и зубную пасту. И бифштексов. Ты любишь бифштексы?
Четыре часа плохого сна. В ушах гул – будто лежишь в ванне, наполовину погрузив голову под воду. Каждые двадцать минут вскакиваю, сердце бьется так, что кажется, будто от его стука я и проснулась. Мне снилось, я собираюсь в дорогу и вдруг понимаю, что положила в чемодан ненужные вещи – теплые свитера вместо летних платьев. Потом снилось, что вместо статьи про Тэмми Дэвис и ее несчастных детей, брошенных взаперти, я отдала Карри рекламный материал о косметическом средстве – его и будем публиковать.
А еще снилось, что мама отрезает