Ловушка для волшебников. Диана Уинн Джонс
которая с готовностью ринулась к чайнику: – Залить кипятком два пакетика, и смотри мне, кроме молока, ничего в чашку не подмешивать! Чтоб никаких там горчицы и уксуса, а тем более перца!
– У, зараза, – буркнула Катастрофа. Подмешивать всякое в чай – это она обожала. – Что за жизнь! – воскликнул папа. – Чаю хочешь попить – и то изволь торговаться. Катастрофе наплевать, что я знаменитый писатель.
Никакого почтения к родному отцу и его громкому имени! Ни тени уважения и послушания! Катастрофа, ты хотя бы понимаешь, какие это весомые слова: «Мой папа – писатель»? Как они звучат!
– «Унитаз» – это тоже весомо, – съязвила Катастрофа, наливая воду в чайник. – Мам, папа увиливает.
– Ничего подобного, я рассуждаю вслух, – живо возразил папа.
– Тогда хватит болтать, и объясни, ради всего святого, зачем Арчеру нужны от тебя две тысячи слов!
– Полагаю, Арчеру они и не нужны. Наверняка это шуточки Маунтджоя, – ответил папа.
Он сцепил руки над головой и задумчиво уставился на собственный живот – мягкий круглый холмик, выпирающий из-под свитера.
– Хотя если поразмыслить… – протянул папа. – Когда-то, лет восемь назад, Маунтджой упоминал какого-то «вышестоящего». Я и позабыл. Но вообще-то, насколько я понимаю, это была шутка. Маунтджой решил таким образом исцелить меня от творческого кризиса. Маунтджой ведь порядочный человек, он ни в чем подозрительном не замешан. Я с ним познакомился на гольфе незадолго до рождения Говарда – у меня тогда приключился мучительный творческий кризис, я ужасно страдал и всем рассказывал…
– Помню-помню, – кивнула мама. – Молочнику ты дожаловался до того, что он отказался возить нам молоко – лишь бы тебя не выслушивать.
– Но мне и правда было худо! – жалобно проговорил папа. – Вы, счастливцы, даже не ведаете, как это невыносимо, когда в голове нет ни одной мысли, а если она и есть, то на бумагу ее почему-то никак не перенесешь. А если и напишешь что-то, каждое слово кажется никчемным и тусклым и каждая фраза упирается в тупик. И тут ка-ак запаникуешь: не пишется – не заработаешь, а от таких мыслей еще хуже. К тому же подобное может тянуться годами, поэтому…
«Какое счастье, что я не собираюсь быть писателем, – думал тем временем Говард. – Изобретать космические корабли, похоже, куда легче».
Тут встряла Катастрофа:
– А я знаю, знаю! Это как когда в школе велят нарисовать древних бриттов, а я не в рисовальном настроении.
– Да, очень похоже, – согласился папа. – Можешь себе представить мое облегчение, когда Маунтджой позвонил мне, вызвал к себе в контору и заявил, будто придумал, как исцелить меня от простоя. Уверял, что знает способ помочь. И ведь не соврал. «Все, что от вас требуется, – сказал он тогда, – это раз в три месяца присылать мне две тысячи слов о чем угодно, на любую тему. Главное – чтобы вы сами их написали, не повторяясь и не перепевая старое, а сочиняли совершенно новое. Обещайте. А сдавать будете прямо мне на работу, в Городской совет». – «Но вдруг у меня и это не получится?» – возразил я. Маунтджой в ответ расхохотался и говорит: «В