Чужая птица. Анна Янсон
не те зерна? Ой как нехорошо, если все из-за меня. Что люди скажут?
– Я ему раз двадцать звонил. Может, с ним беда какая случилась? Может, он с собой чего сделал? Только подумай, сначала голубей порешил, а потом и себя заодно, а? С него станется. Очень надеюсь, что я ошибаюсь, но надо бы пойти проверить.
– Не знаю, смогу ли я пойти с тобой, я неважно себя чувствую. Грипп, наверное, подхватила или что-то в этом роде. Или, чего доброго, сморчками отравилась, Рубен тоже их ел. Но ты прав, стоит пойти посмотреть.
С этими словами Берит, шатаясь, вышла в прихожую и открыла наружную дверь. Дневной свет резал глаза, голова кружилась, и во всем теле ощущалась слабость.
– Разреши, я возьму тебя под руку, Петер. Надеюсь, никто не увидит, а то что народ подумает. Но иначе я не дойду.
– Берит, а я думал, ты так никогда и не попросишь, – громко рассмеялся Петер, как только он умел, и приобнял ее. – Мне, милочка, и не такое предлагали.
Они постучались с черного хода, но никто им не ответил. Дверь была заперта. Парадный вход через застекленную веранду никогда не использовался, и здесь тоже было заперто. Ничего другого ожидать от старика и не приходилось. Берит и вовсе растревожилась. Если это она отравила Рубена Нильсона, то как же ей теперь с этим жить. А еще повариха называется!
– Придется нам вломиться самим, – констатировал Петер Седеррот. – Если хотим наименьших разрушений, то, наверное, через окно. Надо выбить стекло.
– Нет, ну так же нельзя. Вдруг нас кто-нибудь заметит и что тогда подумают?
– Да наплевать. Сейчас некогда осторожничать. Лучше разбить подвальное окошко – дешевле всего. Но я в него не пролезу, – сказал Петер, положив ладони на пузо размером с бочонок. – А вот если тебе попробовать…
– Ни за что в жизни! – наотрез отказалась Берит, ловя воздух ртом. Она бы никогда не решилась, да и сил ей не хватит. – Даже и не думай! – Безусловно, ее талия в обхвате поменьше, чем у Седеррота, но не намного. От одной лишь мысли о том, чтобы выставить себя на смех, у нее перехватило дыхание.
– Ну, тогда кухонное окно.
Что касалось Петера Седеррота, то от слова к делу он переходил моментально. Берит еще не успела закрыть рот, как он уже снял с ноги деревянный башмак и разбил стекло, после чего принялся убирать осколки из рамы.
– Вижу ключ, вон он в замке. Сейчас я открою тебе, – произнес он и забрался в окно с неожиданной ловкостью.
– Осторожно, не порежься о стекло на полу.
– Вот черт! – Седеррот покачнулся и наступил на стекло рядом с башмаком, сильно порезав пятку. – Кровищи-то сколько. Нужно сначала перевязать ногу, а потом я тебе открою, – прокричал он из темноты. – Возьму полотенце, ничего не остается, тут ведь темно как в могиле, хоть глаз выколи. М-да, основательно порезался.
– Он даже не притронулся к еде, что я ему принесла, – заглянув в холодильник, констатировала Берит, когда Петер впустил ее в кухню. Тушеные грибы так и стояли в мисочке, а на тарелке лежал омлет.
Прихрамывая на одну ногу, со ступней, обвязанной