Орден для поводыря. Андрей Дай
стрелков. Ров и вал. Кавальер – бревенчатые здания с плоскими крышами. Одна наблюдательная вышка. Против серьезной осады, конечно, не выстоит, но аборигенов отпугнет. Видел я китайский пикет… Жалкое зрелище. У нас будет лучше.
– До зимы управимся? – не мог не поинтересоваться я.
– До зимы? Основные укрепления, ваше превосходительство, через пару недель готовы будут. До холодов бы деревянные строения успеть закончить. И продуктовые склады с цейхгаузом ведь придется вперед казарм строить…
– Быть может, Андрей Густавович, туземных инородцев в помощь согнать?
– Ни в коем случае, Герман Густавович. Ни в коем случае! Инородцам вообще следует воспрещать проход в крепость. Не дай бог выведают, нехристи, где пороховой запас храним – по недомыслию или из злобы огня сунут.
– Согласен с вами, господин штабс-капитан, – совершенно серьезно поддержал офицера доктор. – Народ туземный – дикой расы и на подлости горазд. Это, конечно, не их вина, что Господь вселил эти души в тела отсталого племени, но всякое может случиться.
– Это вы, Сан Саныч, шутите или действительно так полагаете? – удивился я.
– Полноте, Герман Густавович, – вскинул брови пораженный не меньше меня доктор. – Не скажете же вы, будто не знакомы с сочинением графа Жозефа Артюра де Гобино «L'expérience de l'inégalité des races humaines»?![1] Или вы не согласны, что желтая раса не обладает интеллектом, хотя бы сравнимым со способностями арийского народа? Что они отличны от нас, белых европейцев, хотя бы уже тем, что наполнены природной хитростью и коварством?
– Никогда не был силен в естественных науках, – вынужден был сдать назад я. И передернул плечами. Я-то сдуру считал расизм изобретением двадцатого века. А оказывается, уже теперь какой-то граф, судя по всему – французский, вовсю рассуждает о превосходстве белой расы. Больше того! Оказывается, труды этого ретрофашиста изучают даже во глубине сибирских руд. – Мы еще обязательно побеседуем с вами, господин лекарь, на эту тему. Сейчас же давайте вернемся к нашей крепости.
Барков обиженно поджал губы, но замолчал. А я и после присматривал за ним. Особенно когда известие о том, что в Кош-Агаче появился русский доктор, облетело кочевья и к палатке врача потянулись туземцы. Боялся, что, будучи идейным расистом, он откажется пользовать теленгитов и монголов. На счастье, этого не происходило. Клятва Гиппократа оказалась сильнее сочинений графа де Гобино.
Работа на месте будущей Чуйской твердыни закипела с раннего утра. Капитан с помощью нескольких десятков колышков, мотка бечевки и мерного аршина разметил будущие рвы и валы. Все свободные от других работ солдаты, раздевшись до пояса, тут же взялись за кирки и лопаты. Дюжина молодых поляков натащила целую гору тальниковых плетей и под руководством матерого Казнакова учились плести корзины. Артиллерист Саша Геберт руководил сборкой лафетов. Безсонов со своей полусотней забрал купеческих вьючных лошадок
«Опыт о неравенстве человеческих рас».