Ветер сквозь замочную скважину. Стивен Кинг
известно, приняла смерть от моей руки…
Шкуроверт. Часть I
Вскоре после гибели мамы, которая, как вам известно, приняла смерть от моей руки, мой отец – Стивен, сын Генри Высокого – вызвал меня к себе. В кабинет в северном крыле дворца. Тесную, холодную комнату. Помню, как свистел ветер за узкими окнами. Помню высокие хмурые стеллажи с книгами. Эти книги стоили целое состояние, но их никогда не читали. Он их не читал. Помню черный воротник у него на рубахе – знак траура. Я носил точно такой же. Все мужчины Гилеада носили такие воротники. Или черные повязки на рукавах. А женщины – черные сетки на волосах. Траур по Габриэль Дискейн должен был продолжаться полгода.
Я поприветствовал его, поднеся ко лбу сжатый кулак. Он не поднял глаза, не оторвался от бумаг, разложенных на столе, но я знал, что он видел меня. Мой отец видел все, очень хорошо видел. Я ждал. Он подписывал какие-то документы. За окном свистел ветер, во внутреннем дворе кричали грачи. Огонь в камине не горел. Отец редко звал слуг, чтобы те разожгли камин. Даже в самые студеные дни.
Наконец он посмотрел на меня.
– Как там Корт, Роланд? Как там твой бывший наставник? Ты должен знать, потому что, как мне сообщили, ты почти все свое время проводишь с ним, кормишь его и все прочее.
– Бывают дни, когда он меня узнает, – сказал я. – Но чаще не узнает. Одним глазом он кое-как видит. Второго… – Договаривать было не нужно. Второго глаза у Корта не было. Его вырвал Давид, мой сокол, когда я проходил испытание в поединке с учителем. Корт, в свою очередь, убил Давида. Но Давид стал последним, кого убил Корт.
– Я знаю, что стало с его вторым глазом. Ты правда кормишь его?
– Да, отец.
– И моешь, когда он ходит под себя?
Я стоял перед отцом, словно нашкодивший ученик перед строгим учителем. Именно так я себя ощущал. Но как много вы знаете нашкодивших учеников, убивших собственных матерей?
– Отвечай мне, Роланд. Я – твой дин и отец, и я хочу получить ответ.
– Иногда. – И я в общем-то не солгал. Иногда я менял Корту белье по три-четыре раза на дню. Иногда, в особо удачные дни – всего один раз, а то и вовсе ни разу. Он был вполне в состоянии дойти до сортира, если я вел его под руку. И если он вспоминал, куда надо ходить по нужде.
– Разве у него нет сиделок?
– Я их отослал.
Отец посмотрел на меня с искренним любопытством. Я искал в его лице хоть какой-то намек на презрение – отчасти даже хотел это увидеть, – но презрения не было. Или я просто его не разглядел.
– Я воспитывал тебя человеком, достойным носить револьверы, чтобы ты стал сиделкой при сломленном старике?
И тут я разозлился. Корт воспитал не одну смену мальчишек в традициях Эльда и наставил их на путь стрелка. Но не все удостоились ими стать. Те, кому не удавалось пройти испытание и победить Корта в поединке, становились изгнанниками. Они уходили на запад. Уходили одни, без оружия, без всего. И там, в Крессии и еще дальше, в краях, где царила анархия, многие из тех побитых Кортом мальчишек присоединились к Джону Фарсону, Благодетелю,