В паутине под лестницей. Анна Чайка
переходила в жидкую грязь. Хорошо еще не в одиночку, а целой толпой.
В памяти всплыли обожаемые Лизой репортажи. В них всегда было одно и то же. Парочка глупых подростков уходили куда-либо, не сказав родителям, а находили их спустя месяцы при самых неприятных обстоятельствах.
– Видишь, что бывает, если не слушаться маму? – говорила она торжествующе, пока Кора пыталась забыть пугающие образы.
Люди. Люди с искривленными губами, словно последние секунды их жизней причиняли мучительную боль, и только смерть была единственным доступным лекарством. Иногда со следами зубов на коже или с желудками, набитыми землей и прочим несъедобным мусором, который несчастные ели, пока не наступит конец.
Потому-то Кора и противилась затее товарищей по кружку. Она была городской особой до мозга костей, а ее наряды не располагали к долгим прогулкам.
Но выбор изначально был невелик: либо это, либо день в стенах общежития, где каждый угол смотрел с непонятной враждебностью. Да и Тимофею отчего-то совсем не хотелось отказывать.
– Тебе понравится, – восторженно твердил он. – Зрелище прямо в твоем стиле. Такое мрачное, забытое людьми!
И она сдалась. Болото оказалось мелким, заросшим тиной и камышом прудиком – и совсем нестрашным. Только комары раздражали, мешая рисовать. На следующий день они поднялись на крышу пустого дома, откуда можно было разглядеть экран открытого кинотеатра. Потом была сторожка у заброшенных железнодорожных путей. Ничего такого, что могло бы заставить Кору есть землю и выкалывать себе глаза.
Она представила, как их компания выглядит со стороны. Кучка странных подростков, что бродят по пустырям и заброшкам и часами рисуют что-то на коленях в абсолютной тишине. То еще зрелище.
– Ну, так мы же настоящие зомби, – подтвердила ее опасения Злата. – Нюхаем запах краски, подолгу замираем в одной позе, видим то, чего не видят остальные. И главное, уже не можем без этого! Настоящие полоумные!
В отличие от большинства учениц, крепко сбитую шатенку с кольцом в брови действительно больше интересовал процесс переноса реальности на бумагу, чем симпатичные одноклассники.
– Говори за себя, – скривился Вовка. – Как можно так по-мещански относиться к своей работе?
– Он до сих пор Злате свой автопортрет не простил, – шепнул Тим Коре на ухо. Она удивленно посмотрела на подругу. Злата чмокнула сложенные в горсть пальцы:
– Я ему там такие локаторы нарисовала, шедевр зодчества! Полдня ушло лишь на них, между прочим!
Ника со Шпротом громко заржали. Кора могла понять причину такого веселья. Главным украшением головы будущего Пикассо были уши – огромные, торчащие под прямым углом и вспыхивающие в свете солнца, точно два экзотических светильника.
– Смейтесь-смейтесь, – ничуть не обиделся тот. – В искусстве лучше всего запоминается несовершенство. Потом не умоляйте упомянуть вас в моей автобиографии!
В вот такие моменты казалось, что жизнь налаживается. Коре даже приходила осторожная мысль – может, остаться?
И