Гиллиус: светлая сторона. Книга 1. Элла Вольф
от собственной слабости, там появлялся, глядел на вещи, на то, как он жил, мое сердце разбивалось на сотню частиц, и я выбегал. Но в тот день я был твердо настроен.
Дверь слезливо скрипнула. Я зашел в комнату, наполнил легкие спертым кислородом, почувствовал, как летающая пыль вперемешку с плесенью осела на моей коже. Я поднял жалюзи, и в комнату ворвались лучики солнца, освободившиеся от оков черных трехдневных туч, нависавших над домом. На письменном столе возле окна стояла пожелтевшая кружка, внутри был черный засохший налет. Ржавая ложка ударилась о стенки, когда я с усилием оторвал ее от стола.
Рядом возвышалась кипа пожелтевших старых газет. Я развернул одну из них, чтобы посмотреть дату.
12 МАЯ 1987 ГОД
Заголовок гласил:
СЕГОДНЯ В ГОРОДСКОМ МУЗЕЕ ИМ. РЫХАЛКОГО ПРОИЗОШЛА КРАЖА ЦЕННЫХ КАРТИН. НА МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ МИЛИЦИЯ УЛИК НЕ ОБНАРУЖИЛА. ПОХИТИТЕЛИ СКРЫЛИСЬ.
Я подошел к шкафу и с усилием распахнул скрипучие дверцы, тошнотворный запах застоявшейся плесени тут же ударил по носу. Его одежда висела на плечиках, словно это были тонкие трупы, а сверху на полке мертво валялись шапки, будто чьи-то отрубленные головы (в этот вечер я пересмотрел много ужастиков). Я стал перебирать его вещи и некоторые из них прикладывал на себя.
Каким же ты был, отец?
Я знал, что рано или поздно мне предстоит перебрать его вещи. Но что я должен был с ними сделать? Выкинуть? Отправить на чердак? Кажется, именно так все делали. В моей душе правили обида, разочарование и злость. Да, я на отца страшно злился, но не хотел отправлять его на чердак.
Вытащив все его вещи, я аккуратной стопкой сложил их в коробку. Кроме белой рубашки и серых брюк, которые я положил на кровать рядом с женским платьем, также найденным в старом шкафу. Я положил вещи так, будто они были надеты на людей, а края рукавов держались за руки. Возможно, так выглядели мои родители, думал я. Мои папа и мама, которых я никогда не видел.
Сквозь разводы из пыли и паутины я смотрел на свое отражение в зеркальных дверцах шкафа. Я увидел в нем несчастного мальчишку с разбитой душой, окутанного страхами и невезением. Я свалился на пол, облокотился на стену, обжигавшую холодом, словно я прислонился к айсбергу, и заплакал. Я оплакивал смерть тети Агаты, смерть матери, о которой ничего не знал, и теперь мне приходилось оплакивать и отца. Я задыхался от жалости к самому себе и от обиды на жизнь, которая была ко мне несправедлива. Но больше всего я винил отца за то, что он меня бросил. Он мог жить со мной в городе, где меня воспитывала его старшая сестра, или же я мог приехать к нему в эту чужую страну и жить с ним в его холодном и старом доме. Но он предпочел другую жизнь. Ту, в которой мне не было места.
Я возил пальцем по полу, смотря, как грязь на треснутом паркете складывается от моих движений в кружки. И вдруг я заметил под кроватью небольшую коробку, похожую на те, куда обычно складывают обувь. Встав на четвереньки, я к ней потянулся, а потом выдвинул. Ее покрывал слой черной пыли. Я открыл крышку.
На