Считалка для утопленниц. Фридрих Незнанский
вы знаете?
– Милиционеры предположили. Меня в понятые пригласили, так что совершенно неожиданно для себя я оказалась в курсе событий. Когда ее выносили в черном мешке, мне чуть плохо не стало. Потом полночи не спала, давление поднялось. Вчера на работу не пошла, плохо себя чувствовала. Вот и уборка затянулась…
Вид у Майи был настолько здоровый, что Щербак невольно подумал: если она больная такая свеженькая, то как же она выглядит, когда здоровая?
– А вы знаете фамилию этого Митьки, внука Заботиной?
– Нет, как-то не приходилось слышать. Я с ним-то почти не знакома. Когда мы все переехали в этот дом и потихоньку перезнакомились, Зинаида Михайловна мне его однажды представила: «Вот мой внучок, Митенька». Потом я иногда его видела, когда он приезжал к ней. Но вы знаете, он мне сразу не понравился. От таких предпочитаю держаться подальше.
– А чем же он вам не понравился?
– Вид у него человека лживого… Глаза бегают, разговаривает – в лицо не смотрит, голову опускает. Чистый уголовник. Кстати, возможно, он действительно сидел. У него на руках наколки. Я еще удивлялась – чему она так радовалась, когда он приезжал? Может, из-за одиночества. Мне бы, честно говоря, и в дом его впускать было бы страшно.
– А с друзьями он часто приходил?
– Иногда с ним двое-трое было. Но шум они никогда не производили, не беспокоили. Так что у меня к ним претензий не было.
– А в тот раз, перед пожаром, вы ничего не слышали?
– Музыку громче включили, но тоже в пределах допустимого. Конечно, мне было слышно, когда я в прихожую выходила. Но это не тот случай, когда нужно приструнить людей. Себе дороже. Квартира Заботиной напротив, так что не особенно мешали. Когда я дверь в комнате закрываю, не слышно.
– И когда они ушли, вы тоже не слышали?
– Нет, – с виноватым видом ответила Майя.
– И еще вопрос. В каких отношениях вы были с соседкой? Она вам рассказывала что-нибудь о личной жизни? Почему она в старости надумала развестись с мужем?
– Ну, отношения у нас сначала были просто соседские. В смысле – здоровались. Однажды на Пасху она меня пригласила, чай попить с куличом. Вот только тогда и разговорились. После того случая мы с ней иногда чай пили – то у меня, то у нее. И постепенно она мне рассказала о своей жизни. Что прожили с дедом пятьдесят девять лет, но в последние годы он ее ужасно раздражал. Все сутяжничал с властями, чего-то добивался. И если бы для семьи – то ладно, а он то помойку требовал перенести в соседний двор, то магазин убрать под окнами, то обустройством детской площадки занимался, то дворовым сквером.
– А ей хотелось, чтобы он дома сидел? Старик приносил пользу людям, заботился о чужих детях, соседях.
– И совсем не заботился о своей семье. У него пенсия была хорошая, так он выделял для семьи крохи, едва на питание хватало. А остальное копил. Она говорила, что он деньги прятал где-то дома. Ну, она обижалась, что он прячет от нее деньги. Она ж ему не чужая, столько лет вместе прожили. За пенсией он на почту ходил, так что она не знала, сколько он получает. Только догадывалась, что