По слову Блистательного Дома. Эльберд Гаглоев
сел.
– Мальчик мой, – непривычно нежным голосом начал он. Я подобрался. Излишняя нежность в этом случае могла означать разное. – Я знаю тебя с детства.
Я кивнул.
– Ответь мне, сколько ты убил людей, чтобы завладеть этой вещью?
– Она что, такая дорогая?
– Ты помнишь старый анекдот о том, как еврею предложили купить Волгу?
– Да.
– На это можно купить все реки России со всеми пароходами и пристанями и даже песком. Какая самая большая река в Европе?
– Наверное, Дунай, – обалдело проговорил я.
– На нее хватит тоже. Ты не ответил мне. – В голосе дяди Миши звякнули нехорошие нотки.
– Хоть убей, не помню.
– Не разбрасывайся словами. У каждой честности есть пределы. Это, – он кивнул на ожерелье, – серьезный соблазн даже для моей.
В этот момент он очень напомнил мне удава Каа, не того, лениво-сытого, а другого, который издевательски интересовался, слышат ли его бандерлоги.
Настороженная, недобрая часть моего сознания, о существовании которой я и не знал, глухо зарычала и вздыбила загривок, а я почесал пузо и начал вытягивать кинжал. Воздух ощутимо загустел от напряжения.
Дверь в святая святых слетела с петель и впечатала меня в конторку. Терпеть не могу хамства. Отшвырнув дверь, я вытянул-таки кинжал и грозно, как мне хотелось бы, сверкая глазами, устремился к хулигану. Сверкание пришлось прекратить, потому как здоровила, весь бугристый от мышц, в неплохом, кстати, костюме, проорал какую-то нечленораздельную агитку и всадил зловещего вида секиру в конторку. Туда, где только что был я. Древнее сооружение с печальным грохотом прекратило свое существование. Я не стал ждать повторения и рубанул незваного гостя по горлу. У нас на Кавказе так: гость – будь добр к столу, не гость – сразу по горлу. Весело булькнув и залив меня кровищей, мужчинка упал. Но радовался я недолго. В дверь пер такой же, за ним махал секирой очень похожий на двух первых. Кинжал в этом случае – не самый лучший аргумент против двух секир, и я наклонился, чтобы позаимствовать инструмент у первого посетителя. Кувыркнувшись, я еще успел избежать встречи с аргументом, которым радостно размахивал агрессор. Дядя Миша, оторопевший от такого шумного вторжения, наконец пришел в себя, не вставая с кресла, обнажил свой клинок и всадил его в глаз вооруженному злодею, откатился назад, гулко рявкнул неведомо откуда взявшийся ТТ, и третий с дырой в голове и выражением детского удивления на лице громко грянулся на пол. На дяде Мише не было ни капли крови. А я был как языческий бог прямо в момент жертвоприношения. Причем непонятно, меня ли жертвоприносили, мне ли.
– Наверное, тройняшки, – высказал я мудрую мысль.
Дядя Миша внимательно посмотрел на меня и растворил в пространстве пистолет.
– Мальчик мой, что происходит?
Тут он разглядел, чем покрыта рукоятка кинжала, который я пытался вытереть об одежду одного из посетителей, и его хваленая осетино-еврейская выдержка дала сбой. Он стал тем, кем и был – потомком двух лютых бандитских родов. И неважно, что