Ричард Длинные Руки – принц-регент. Гай Юлий Орловский
от шампанского и всевозможных ликеров и кончая уже не вином, а грогом, глинтвейном, ромом и виски, но среди обывателей утвердилось мнение, что только кагор считается церковным вином, раз им причащают в церкви. Так что угощу их для начала кагором.
Похоже, местные монахи, не довольствуясь простой рыбной ловлей, разводят рыбу в искусственных прудах, так называемых садках, видно по тому, какие отборные рыбины на тележках, все одинакового размера и откормленные так, как никогда им не удается отожраться в диких условиях…
– Брат паладин!
Я оглянулся, меня торопливо догоняет брат Альдарен, помощник самого елемозинария отца Мальбраха.
– Приветствую тебя, брат, – сказал я приветливо. – Как спалось?
Он ответил с горделивой кротостью:
– Я эту ночь не спал.
– Ого, – сказал я, успев вовремя проглотить шуточку насчет горячих потных баб. – Работал?
– Молился, – сообщил он. – Лежал на полу перед распятием, раскинув руки крестом, и просил заметить меня, скромного слугу Божьего…
– Зачем? – спросил я с удивлением. – Ты какой-то язычник… Создатель наш велик, не знал? Он видит все и всех, слышит даже топот ног муравья, бегущего за добычей! Предполагать у него тугоухость – кощунство, брат.
Он вздрогнул, сказал испуганно:
– Но молитва же… чтобы Господь услышал?
– Он и так слышит, – заверил я, – даже мысли! Предполагать иное – умалять его величие. А молитвы… что молитвы? Они для того, чтобы самому лучше понять и сформулировать, что же в конце концов хочешь. Ты чё хотел хрюкнуть?
– Совместная трапеза, – напомнил он. – Присутствуют все, кроме тяжело больных. И все гости.
– Для меня как бы честь, – сказал я высокопарно. – Веди, брат, здесь нам не грозит попасть в жаркие и цепкие лапы распутных, но веселых дев…
Он вздрогнул и торопливо перекрестился, а затем еще и забормотал молитву.
– Вот так, – сказал я поощряюще, – а можно и еще тише.
Он сказал слабо:
– Молитвы… молитвы в самом деле помогают весьма как бы не совсем так, как ждут. Это только слова. А вот ночные бдения перед алтарем…
Я спросил осторожно:
– А есть разница?
Он кивнул.
– Огромная. В молитве просишь, чтобы Господь выполнил за тебя какую-то черную или тяжелую работу, а в бдении раскрываешь свою душу, копаешься в ней, высвечиваешь все темное, что еще осталось, а его всегда много, и не просишь Господа за тебя что-то сделать, а спрашиваешь совета, как самому сделать эту работу быстрее и правильнее.
– И что, – спросил я, – помогает?
Он взглянул на меня с иронией.
– Я понимаю ваше недоверие, брат паладин. Но разве не так брат Целлестрин получил святость?.. Более того, открою вам, как человеку, что пришел и скоро уйдет, некоторые наши отцы через бдения обрели дар творить чудеса… перед которыми брат Целлестрин просто щенок.
Я охнул.
– Через бдения? Самосозерцания?..
– Инквизиционное самосозерцание, – уточнил он. – Ведь можно самосозерцать