Конец света отменяется. Кирилл Кащеев
застрочила она на английском. – За мной ухаживает один знаменитый в нашем городе музыкант… – ну не писать же правду, что Мотя – знаменитый в городе придурок? Поющий. – К сожалению, я не считаю для себя возможным принять его ухаживания, но он…»
Как сказать по-английски «но ему плевать, и он меня уже задолбал»? Не знает она – как. Придется продолжать классическим литературным языком.
«Он не обращает внимания на отказ и продолжает меня преследовать».
На экране тут же возникла надпись:
«Обожаю ваш стиль, Pussy Cat. Будто получаешь сообщения от леди XIX века».
Кисонька аж застонала от неловкости. Босс думает, что она старомодна! Она не знала, что ответить, поэтому просто продолжила:
«Сейчас он сидит на скамейке перед школой, и я не могу выйти!»
«А что вы делаете в школе?» – после короткой паузы поинтересовался Большой Босс.
О-о-оу-у-у! Он же не должен знать, что она всего лишь школьница!
«Провожу расследование», – отписалась она.
И снова пауза.
«Так этот ваш поклонник мешает расследованию!» – появился ответ. Темные буквы на белом фоне. Равнодушные. Лишенные эмоций. Только Кисоньке вдруг показалось, что, если бы эти слова были не написаны, а сказаны, от них бы веяло арктическим холодом.
«Давайте номер мобильного и e-mail вашего друга. Встретиться с ним вы сможете и после завершения расследования», – появилось в окошке мобильного. Кисонька просто чувствовала, что экран сейчас подернется морозными узорами, будто зимой при минус двадцати!
«Он не мой друг! И я не собираюсь с ним встречаться!» – торопливо отстучала она.
Ответа не было. Даже аватарка принца в черном и серебре словно повернулась к ней спиной.
Она подняла на сестру отчаянные глаза:
– Большой Босс решил, что я встречаюсь с Мотей, и теперь не хочет со мной разговаривать!
– Ну, ты же планировала развязаться с обоими – считай, повезло! – заявила безжалостная Мурка. – Гляди-гляди! Он уходит!
Глава 3
Голливуд заждался
Мобильник в руках Соболева зазвонил. Мотя поглядел на него критически и поднес к уху – каждый его жест был исполнен царственного утомления: я так устал, а тут неизвестно кто беспокоит. Через мгновение он судорожно выпрямился – весь его облик излучал напряженное внимание. А потом от Моти лучами брызнуло неописуемое, полнейшее самодовольство. Казалось, оно сочилось из каждой поры: лицо маслилось, как румяный блин на сковородке. Соболев приосанился, гордо задрал пухлый подбородок и, величественно печатая шаг, удалился со школьного двора.
– Сматываемся! – Мурка ухватила сестру за руку и бросилась вниз по лестнице.
Девчонки вылетели из дверей, обежали школу вокруг, проскочили спортплощадку, уворачиваясь от радостно пинаемого одноклассниками мяча, оттянули свободно свисающую над дырой сетку забора и выбрались на улицу.
– Фух! – аккуратно расправляя лязгающую сетку, вздохнула Мурка. Теперь их с Мотей разделяли две улицы