Улица Светлячков. Кристин Ханна
полу фургона был потертый коричневый палас, на котором были разбросаны несколько трубок и пустые бутылки из-под пива, упаковки от еды и магнитофонные кассеты.
– Это – мой ребенок Таллула, – сказала своим друзьям мама.
Талли ничего не сказала. Она терпеть не могла, когда ее называли Таллула. Но она сообщит об этом мамочке позже.
– Прикольно, – сказал кто-то из сидящих в фургоне.
– Она вылитая ты, Дот. От этого башку сносит.
– Залезайте, – угрюмо потребовал водитель. – Мы уже опаздываем.
Человек в грязной футболке протянул руки к Талли, обхватил ее за пояс и затащил в фургон.
Мама тоже забралась внутрь и захлопнула за собой дверцу. Внутри звучала какая-то странная музыка. Талли удалось разобрать только повторяющиеся слова «что-то происходит». Из-за наполнявшего фургон дыма все выглядело каким-то расплывчатым, словно не в фокусе.
Талли подвинулась к стенке, освобождая место для матери, но Дороти села рядом с женщиной с платком на волосах. Они тут же завели разговор о свиньях, маршах и человеке по имени Кент. Талли ничего не понимала, а от дыма у нее начала кружиться голова. Когда мужчина рядом с ней закурил трубку, Талли громко вздохнула. Повернувшись к Талли, мужчина выпустил облако дыма прямо ей в лицо и усмехнулся:
– Просто плыви по течению, малышка!
– Только посмотрите, как моя мать ее одевает, – с осуждением произнесла Дороти. – Она будто маленькая кукла. Как, черт побери, она может быть настоящей, если ей нельзя даже испачкаться?
– Точно, Дот! – одобрительно сказал сосед Талли, выпуская дым и расслабленно откидываясь на спинку сиденья.
Только сейчас мама впервые посмотрела на Талли. По-настоящему посмотрела.
– Запомни навсегда, дочурка: жизнь дана не для того, чтобы готовить, убираться и нянчить детей. Жизнь – это свобода. Каждый может делать то, что захочет. Ты можешь стать гребаным президентом Соединенных Штатов, если захочешь, черт возьми!
– Да уж, новый президент нам бы не помешал, – заметил водитель.
Женщина в косынке похлопала Дороти по ноге.
– Да уж, это точно. Эй, дружок, подай-ка косячок! – Она захихикала: – О, почти в стихах получилось.
Талли удрученно молчала. Ей-то казалось, что она отлично выглядит в этом платье. И она совсем не хотела быть президентом, Талли мечтала стать балериной.
Но больше всего на свете она хотела, чтобы мамочка ее любила. Она тихонько продвигалась в ее сторону, пока не оказалась достаточно близко, чтобы коснуться Дороти.
– С днем рождения! – тихо сказала она, вытаскивая из кармана ожерелье, над которым столько трудилась, не вставая из-за стола и продолжая собирать его и клеить, когда другие дети уже отправились играть. – Я сделала это для тебя.
Мамины пальцы сомкнулись вокруг ожерелья. Талли ждала, когда мама рассмотрит ожерелье, скажет ей спасибо и наденет ожерелье на шею, но она так и не сделала этого – просто сидела, покачиваясь в такт музыке, и разговаривала со своими