Страна призраков. Уильям Гибсон
равно верил. – Она пожала плечами, улыбнулась. – Думаю, это придавало ему некую дополнительную силу, дополнительную власть над теми, с кем мы благодаря ему оказались связаны. Они всегда подозревали о его вере. Не трагической, клоунской, как у восточных немцев, а скорее наивной.
Кухню наполнил запах поджаренного хлеба. Молоко почти закипело, и Хуана начала взбивать его бамбуковым венчиком.
– Разумеется, проверить они не могли. Тогда все говорили, что верят, по крайней мере – прилюдно.
– Почему ты сказала, что у него было меньше выбора?
– Глава большой семьи обременен обязанностями. А мы к тому времени стали не просто семьей, а тем, что мы сегодня. Твой дед мечтал о справедливом государстве, но в итоге выбрал семью. Будь он один, остался бы на Кубе. И может, даже еще и сейчас был бы жив. Гибель сына, конечно, сильно повлияла на его решение переправить нас в Америку. Садись.
Она поставила на столик желтый поднос, белое блюдце с тостами и большую белую чашку кофе с молоком.
– А этот человек помог деду перевезти нас сюда?
– В каком-то смысле.
– Как это понимать?
– Многовато вопросов.
Тито улыбнулся ей снизу вверх:
– Он из ЦРУ?
Хуана грозно зыркнула из-под серого платка. Бледный кончик языка показался в уголке ее рта и тут же исчез.
– А твой дед был из ДГИ?
Тито задумчиво окунул кусочек тоста в кофе и прожевал.
– Ну да.
– Правильно. Был, конечно. – Она потерла морщинистые ладони, словно что-то с них стряхивая. – Но на кого он работал? Вспомни наших святых, Тито. Два лица. Всегда два.
15. Аферист
Инчмейл всегда был лысеющим, серьезным, немолодым – даже в первую встречу, когда им с Холлис только-только исполнилось девятнадцать. Фанатам «Ночного дозора» обычно либо нравился он, либо она и крайне редко – оба сразу. Бобби Чомбо, видимо, относится к первой категории, думала Холлис, пока Альберто вез ее в «Мондриан». И это хорошо. Можно вспомнить свои лучшие байки про Инчмейла, перетасовать, кое-что припрятать в рукав и выкладывать по одной, чтобы разговорить Бобби. Холлис никогда не спрашивала об этом Инчмейла, но не сомневалась, что он также при необходимости рассказывает байки про нее.
И не беда, что Бобби тоже музыкант, пусть не в традиционном смысле: не играет и не поет, а разбирает чужие вещи на фрагменты и соединяет по-своему. Холлис не имела ничего против, просто, как генерал Боске, глядящий на атаку легкой кавалерии, считала, что это не война[16]. Инчмейл такое понимал и даже одним из первых начал, как только появилась возможность, цифровым способом извлекать из гаражных записей гитарные партии и превращать во что-то иное, как безумный ювелир вытягивает викторианские столовые приборы в нечто насекомовидное, нефункционально хрупкое и опасное для нервной системы.
Страсть Бобби к «Мальборо» тоже играла ей на руку, хотя Холлис поймала себя на том, что невольно
Во время Крымской войны британская легкая кавалерия по ошибочному приказу была брошена на русские пушки. Эпизод вошел в историю благодаря поэме Альфреда Теннисона «Атака легкой кавалерии». Французский генерал Пьер Франсуа Жозеф Боске, свидетель атаки, отозвался о ней так: «Это великолепно, но это не война».