Аварийная команда. Роман Глушков
было, что подтвердило версию о надетом на врага бронежилете.
Мне заметно полегчало: проблема избавления от крупногабаритной улики отпала. Хотя не исключено, что лучше бы Рип все-таки умер. Сталкиваться с ним снова мне вовсе не хотелось.
Значит, удрал, счастливчик! Но тогда почему он оставил меня в живых и не забрал с собой армиллу? Ведь я лежал на полу, абсолютно беспомощный, а ключ от багажной ячейки находился у меня в кармане рубашки. Он и сейчас там, а ячейка по-прежнему заперта. Кто-то прибежал на шум и спугнул Рипа? Но почему свидетель не вызвал милицию и не привел меня в чувство?..
Короче, с чего начал раздумья, к тому и вернулся… Сплошные загадки, и, чтобы их разгадать, придется волей-неволей высунуть нос наружу. А там будь что будет: или арестуют, или устроят скандал по поводу ночного дебоша, выломанной туалетной двери и пробитых водопроводных труб. Хотя еще неизвестно, кто здесь должен затевать скандал. Интересно будет послушать оправдания дяди Пантелея насчет того, почему это среди ночи по его вагону свободно разгуливают вымогатели и убийцы. А если бы Рип явился не ко мне – человеку, готовому к визиту непрошенных гостей, – а решил покуситься на честь благородной дамы из соседнего купе? И почтенный возраст не помог бы Иванычу – отвечал бы за халатное несение службы по всей строгости.
Я извлек из камеры кейс и на всякий случай проверил, на месте ли армилла, после чего запрятал драгоценный груз обратно, нацепил кобуру, пиджак и вышел в коридор. Накинься на меня сейчас милицейский наряд, я бы ничуть не удивился, ибо это не противоречило бы здравому смыслу. А вот гнетущая тишина, что царила в вагоне, вызывала предчувствие чего-то скверного и даже мистического. Но за минувшие сутки я успел свыкнуться со всякой чертовщиной и начал относиться к ней так же нормально, как к атмосферным осадкам. Я считал себя трезвомыслящим человеком и, столкнувшись пару раз с тем, что не поддавалось логическому анализу, признал за мистикой право на существование. Лучше было заранее сделать это, чем с пеной у рта отрицать «очевидное невероятное» до тех пор, пока оно, грубо говоря, не сядет мне на голову.
Впрочем, зловещая тишина продлилась недолго. Едва я выглянул в коридорное окно и убедился, что вижу в нем практически зеркальное отражение уже знакомого пейзажа, как снаружи до меня долетели возмущенные крики. А точнее, забористый многоэтажный мат – такой, которым русский человек при желании может выразить любые чувства, от восторга и удивления до ненависти и разочарования. В данном случае, судя по тону крикуна, его обуревали одновременно недоумение и гнев. Чем они вызваны, я пока не знал – чересчур сумбурен был доносившийся из соседнего вагона речевой поток. Но я полагал, что всему виной служит незапланированная остановка поезда, а не произошедшая ночью в спальном вагоне стрельба.
– Это что за шутки?! Да как же, мать его, такое может быть?! А если бы мне руку оттяпало нахрен?! Или вообще пополам перерезало!.. А куда поезд-то подевался?! Они там что, просто взяли да уехали?! И не заметили, что случилось?!
Иных