В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь. Николай Лейкин
субъектов. Народу стало попадаться по пути больше, но все это был простой народ в опанках и бараньих шапках, бабы в ситцевых платках. То там, то сям мелькали лавчонки ремесленников, тут же на порогах своих лавчонок занимающихся своим ремеслом. Вот на ржавой вывеске изображены ножницы и надпись «Терзия»[18], а на пороге сидит портной и ковыряет иглой какую-то материю. Далее слесарь подпиливает какой-то крюк.
– Стари туркски град, – отрекомендовал возница местность.
– Старый турецкий город, – пояснил Николай Иванович жене.
– Понимаю, понимаю. Неужто уж ты думаешь, что я меньше твоего понимаю по-сербски, – отвечала та, сморщила нос и прибавила: – А только и вонища же здесь!
Действительно, на улице была грязь непролазная и благоухала, как помойная яма.
У менялы из одессы
– Ина мнози турки здесь? – спрашивал Николай Иванович возницу, ломая язык и думая, что он говорит посербски.
– Мало, господине. Свагдзе[19] србски народ. Стари туркски град.
– Теперь мало турок. Это старый турецкий город, – опять пояснил жене Николай Иванович.
– Пожалуйста, не объясняй. Все понимаю, – отвечала та. – Вот еще какой профессор сербского языка выискался!
Начали снова подниматься в гору. Поперек стояла крепостная стена, начинающая уже сильно разрушаться. Проехали ворота с турецкой надписью над ними, оставшейся еще от прежнего, турецкого владычества. Стали появляться солдаты, мелкие, плохо выправленные. Они с любопытством смотрели на экипаж, очевидно бывающий здесь редким гостем. Опять полуразрушенные стены, небольшой домик с гауптвахтой. На крепостных стенах виднелось еще кое-где забытое изображение луны. Опять проехали крепостные ворота. Около стен везде валяется щебень. А вот овраг и свалка мусора. Виднеются черепки битой посуды, куски жести, изломанные коробки из-под чего-то, тряпки, стоптанный башмак. Дорога шла в гору террасами. Наконец открылся великолепный вид на две реки.
– Сава… Дунай… – указал возница на впадающую в Дунай Саву.
– «На Саву, на Драву, на Синий Дунай», – сказал Николай Иванович и прибавил: – Это в какой-то песне поется.
– Кажется, ты сам сочинил эту песню, – усомнилась Глафира Семеновна.
– Ну вот… Почему же мне река Драва-то вспомнилась? – В географии учил.
На Дунае и на Саве виднелись мачтовые суда и пароходы, стоявшие на якорях, но движения на них и около них, по случаю ранней еще весны, заметно не было.
Стали подниматься еще выше. Показались казармы, затем еще здание.
– Госпиталь, – пояснил возница. – Ключ, кладенац[20], – указал он на третье облупившееся и обсыпавшееся зданьице.
Проехали еще. Стояла часовня.
– Русьица црква… – сказал опять возница.
– Как русская? – воскликнул Николай Иванович. – Глаша! Русская церковь. Зайдем посмотреть?
Но Глафира Семеновна ничего не ответила. Ей не нравилось, что муж по-прежнему продолжает переводить сербские слова.
На
Портной (
Везде (
Колодец (