Петербургские женщины XIX века. Елена Первушина
обращали внимание на хорошенькие личики и безупречные манеры и подбирали спутниц для себя и своих дочерей. Должность была завидной, так как давала, кроме возможности приобщиться к блистательной жизни двора, чин, равный чину супруги генерал-майора, жалованье, составлявшее в конце XIX века около 4000 рублей в год, и солидное приданое, которое она получала в подарок в день свадьбы.
Но часто фрейлинами становились просто по знакомству – это были дочери подруг и доверенных лиц императриц. Вот как описывает свое назначение фрейлиной Мария Фредерикс, дочь статс-дамы Цецилии Гуровской, бывшей соотечественницей и подругой детства императрицы Александры Федоровны, и барона Петра Фредерикса, обер-шталмейстера двора: «В этот же описываемый мною высокоторжественный день 1849 года (1 июля, день именин императрицы Александры Федоровны. – Е. П.) по окончании завтрака матушка моя отправила меня домой в Знаменское, а сама поехала с императрицей в Большой Петровский дворец для высочайшего выхода и слушания литургии.
Возвратясь домой, я сняла с себя свой праздничный наряд, зная, что уже покончила со своими придворными обязанностями. Вдруг вижу, скачет карета, и мне докладывают, что ее величество требует меня как можно скорее опять к себе; я в простом домашнем платьице, так как велено было взять меня, как и в чем я есть, бросаюсь опрометью в эту карету, и меня мчат прямо в Большой дворец и ведут в комнаты ее величества. Несмотря на всю поспешность, я все-таки опоздала, государыня уже у обедни, и мне приходится ждать довольно долго, а для меня это ожидание кажется целым веком, так как я недоумеваю, зачем меня опять потребовали. Наконец, идет императрица, обнимает меня и объявляет, что жалует мне свой шифр. Только что был получен из Варшавы телеграфический ответ от государя, что он согласен произвести меня во фрейлины ее величества. Я почти обезумела от счастья и восторга. Я фрейлина… да может ли это быть?! Просто не верилось! Привожу здесь факт моего восторга в доказательство, как просто было тогда воспитание и какой великий престиж имела всякая царская милость. Уже по обстановке, в коей я находилась, видно, что рано или поздно мне выпадет доля быть фрейлиной, тем более что мои старшие сестры были все фрейлинами, так что собственно для меня тут неожиданного ничего не могло быть, но я была воспитана так далеко от этой мысли, что мне и в голову не приходило, что я могу получить фрейлинский шифр, особенно не имея на то права по летам. Для моих родителей это было тоже неожиданно, и они были крайне тронуты и обрадованы этой царской милостью.
Императрица и великие князья и княгини, которые тут присутствовали, при моей робости, поздравили и расцеловали меня. Вышли из внутренних покоев ее величества к официальному поздравлению и завтраку, а мне велено было тут ожидать; я все-таки была еще подросток, да еще, сверх того, в домашнем платье, как сказала выше; мне подали отдельно позавтракать в комнатах ее величества, но мне было не до еды. Между тем распространился слух, что „Маша – фрейлина“. Нужно признаться, что „Маша“ была „enfant gâtée“ (балованный ребенок. – Е. П.), как царской фамилии,