Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 2. Н. В. Сычев
т. е. употребления в будущем. – Н.С.): людям приходится производить больше, чем они потребляют, или потреблять меньше, чем они производят. Объем сбережений должен возрасти, если они намереваются нанять других работников и увеличить свое производство сверх того, что они могут сделать собственными руками. Все, что необходимо для содержания и применения труда других людей, помимо собственного, должно сначала быть накоплено путем сбережения, кто-то должен это произвести и воздержаться от его потребления. Следовательно, мы можем без большой погрешности утверждать, что всякий капитал, и особенно всякое приращение капитала, есть результат сбережения»[71].
Нужно, однако, иметь в виду, что обыденное представление о термине «сбережение» не совпадает в полной мере с реальным процессом возрастания капитала. Ибо такое представление зачастую ассоциируется о большем воздержании и возросших лишениях владельца капитала. «Между тем совершенно очевидно, что всякое повышение производительной силы труда создает дополнительный источник сбережений и позволяет увеличивать капитал не только без новых лишений, но даже одновременно с расширением личного потребления. Тем не менее в научном смысле здесь происходит увеличение сбережений. Несмотря на рост потребления, имеет место и расширение объема сбережений. Превышение производства над потреблением оказывается большим. Вполне правомерно назвать это возросшим сбережением.»[72]
Третье положение (теорема), тесно связанное с предыдущим, заключается в том, что капитал не только сберегается, но и потребляется[73]. Будучи производительным, это потребление капитала осуществляется следующим образом. «Одна часть его обменивается на инструменты или машины, подвергшиеся износу в процессе производства; другая – обменивается на семена или материалы, которые уничтожаются как таковые, будучи посеянными или обработанными, и вовсе уничтожаются в результате потребления конечного продукта. Остаток выплачивается в виде заработной платы производительным работникам, которые используют ее для удовлетворения своих текущих потребностей; если же работники в свою очередь какую-то долю сберегают, то она, вообще говоря, также не образует запас, а снова обращается (через посредство сберегательных касс, страховых обществ или некоторых иных каналов) в капитал и, следовательно, потребляется.»[74].
Производительное потребление капитала существенно отличается от непроизводительного. Ведь последнее может быть связано не только с удовлетворением насущных потребностей, но и с расточительностью и роскошью, обусловливающих необходимость использования труда соответствующего числа работников, занимающихся постоянно созданием таких вещей, которые совершенно бесполезны для производства. Поэтому «труд этих работников с точки зрения увеличения национального богатства представляет собою потерю, а ежегодно потребляемые ими пища, орудия и материалы изымаются из совокупного фонда страны, пригодного для производительного
Там же. С. 166–167. Поясняя суть сбережения, Дж. С. Милль далее писал: «В примитивном обществе, в котором господствует насилие, постоянно случается, что капиталом владеет не тот, кто его накопил, а тот, кто, будучи сильнее или принадлежа к более могущественной общине, присвоил его себе посредством грабежа. Но даже и при общественном строе, обеспечивавшем защиту собственности, увеличение капитала долгое время обычно происходило за счет лишений, которые, в сущности, равнозначны сбережениям, хотя их не принято так называть, поскольку они не являются добровольными. Подлинными производителями были рабы, вынужденные производить столько, сколько можно было заставить их сделать это силой, и потреблять не больше того, сколько допускали корыстолюбие или обычно очень слабое чувство сострадания их надсмотрщиков. Однако этот вид принудительного сбережения не привел бы к увеличению капитала, если бы часть его не была вторично добровольно сбережена рабовладельцем. Если бы он употреблял на удовлетворение своих личных потребностей все, что он принудил рабов произвести сверх выделенного для их потребления, он не увеличил бы свой капитал и не был бы в состоянии содержать большее число рабов. Вообще содержание какого бы то ни было числа рабов предполагает уже предварительно сделанное сбережение, заблаговременное создание запаса, по крайней мере пищи. Однако такого рода сбережение, очевидно, не являлось результатом лишений, добровольно принятых на себя хозяином; вероятнее всего, это были сбережения самих рабов, произведенные, пока они еще были свободными, и доставшееся в виде добычи завоевателям, обративших побежденных в рабство.» / Там же. С. 167.
Отсюда видно, что, рассматривая капитал как вечное явление, присущее любому обществу, Дж. С. Милль выдвинул положение, согласно которому надо различать два вида накопления капитала: 1) первоначальное (насильственное), обусловленное присвоением (а стало быть, отчуждением) капитала посредством грабежа, происходившего как в период разложения первобытного (примитивного, по терминологии автора) общества, так и в период возникновения рабовладельческого общества; 2) добровольное, связанное с «лишениями», т. е. ограничениями личного потребления, равнозначных по своей сути сбережениям. Описывая процесс осуществления таких сбережений как акт «добровольного пожертвования», автор не привел ни одного сколько-нибудь весомого аргумента, выходящего за рамки традиционных представлений о главном источнике происхождения капитала, утвердившихся в буржуазной политической экономии. Заметим, такое описание всецело соответствовало внеисторической, лишенной социальной определенности, вещной трактовки капитала, которой придерживался Дж. С. Милль.
Там же. С. 167–168. «Хотя сам термин «сбережение» не бесспорен, – пояснял далее автор, – нет другого термина, против которого не было бы столько же возражений. Потреблять меньше, чем произведено, – значит сберегать, в чем и состоит процесс возрастания капитала, хотя при этом абсолютный объем потребления необязательно сокращается. Вовсе не следует до такой степени рабски придерживаться узкого значения слова, чтобы лишить себя возможности употреблять термин «сбережение» в указанном смысле; надо лишь помнить, что кроме сокращения потребления, есть и другой способ увеличения капитала, а именно увеличение производства.» / Там же. С. 168.
«Слово «сбережение» отнюдь не означает, что сбереженное не потребляется, не означает оно даже и того, что его потребление непременно откладывается на более поздний срок. Оно подразумевает лишь то, что если сбереженное потребляется немедленно, то потребителем является не тот, кто осуществил сбережение. Если сбережение отложено для будущего использования, оно считается припрятанным. И. пока остается таковым, оно не потребляется вовсе. Но когда сбережение используется в качестве капитала, оно потребляется целиком, хотя и не самим капиталистом.» / Там же. Нетрудно видеть, что первое положение ошибочно, ибо потребителем сбережения может быть и тот, кто его осуществил (речь в данном случае идет о предметах потребления). Что же касается второго положения, то оно верно: производительное потребление накопленного (сбереженного) капитала действительно осуществляется наемными рабочими.
Там же. С. 168–169. В повседневной жизни «люди видят лишь небольшую часть следствий, проистекающих из сбережения или расходования; люди не задумываются над теми последствиями того и другого, которые не бросаются им в глаза. Глаз прослеживает путь сбережения, пока оно не попадает в воображаемый железный сундук, а затем теряет его из виду; ту же часть сбережения, которая расходуется, он прослеживает, пока она не попадает в руки торговцев или слуг; но в обоих случаях конечная судьба этих средств от него скрыта. Сбережение (для производительного помещения) и расходование очень близки между собой на первой стадии своего осуществления. То и другое начинается с потребления, с разрушения некоторой части богатства. Разница состоит лишь в том, что потребляются разные вещи и потребляют разные люди. В одном случает имеет место износ орудий производства, уничтожение материалов и известного количества продовольствия и одежды, которыми обеспечиваются работники и которые последние уничтожают, потребляя их. В другом случае имеет место потребление, т. е. уничтожение вин, экипажей, мебели. До сих последствия для национального богатства были практически одинаковыми: в обоих случаях уничтожалось эквивалентное количество богатства. Однако для процесса расходования первая его стадия является также и последней, определенное количество продукта труда исчезает бесследно. Напротив, человек, осуществляющий сбережение, в течение всего времени, пока происходит уничтожение, содержит рабочих, восстанавливающих разрушенное и в конечном счете с лихвой возмещает все то, что было потреблено. Поскольку этот процесс может повторяться многократно без нового акта сбережения, то однажды произведенное сбережение становится фондом, позволяющим в течение неограниченного времени содержать соответствующее число работников, ежегодно воспроизводящих средства их собственного содержания и создающих, кроме того, прибыль.» / Там же. С. 169–170. Отсюда видно, что, проводя сравнительный анализ таких категорий, как «сбережение, расходование и потребление» с точки зрения их взаимосвязи с богатством, автор сводил последнее исключительно к физическому богатству, игнорируя его стоимостную природу.